Было уже поздно, и хотя я сгорал от желания выебать её тесную, горячую щёлку, нужно было приготовить её ко сну… В моём распоряжении было целых две недели. Я поднял её с пола и отнёс на кровать с железным каркасом. Я снял с неё туфли на шпильках и спустил с неё трусики. Она была мокрая просто насквозь — и, более того, выбрита наголо. Я сообразил, что в этом, по всей видимости, виноват вибратор — всё это время он чудодействовал внутри, старательно выжимая из неё соки. Поэтому я вытащил его, выключил и бросил в кучу остальных игрушек. Вслед за этим я освободил из браслета одну её руку, быстро поднёс к изголовью кровати и заковал её в наручники, которые заблаговременно туда поместил. Также я поступил и с другой рукой, и обе они теперь были скованы у неё над головой, а не сзади.
После этого я снял ремень с её талии. Поразмыслив, стоит ли снимать с неё шлем, я пришёл к выводу, что её челюсти нуждаются в отдыхе. Мне вовсе не хотелось, чтобы у неё одеревенел рот — на него я имел свои виды. Отойдя от девушки, , я надел на лицо хоккейную маску, включил свет, чтобы он бил ей в лицо, и снял с неё повязку и шлем. Она не открывала глаз, поскольку к тому времени не видела света уже часов шесть, и должно было пройти какое-то время, чтобы она адаптировалась. Я расстегнул пряжки её кляпа, но перед тем, как снять его, сказал ей:
— Будешь шуметь — запихну обратно, и он останется у тебя во рту навсегда. Тебе можно говорить только тогда, когда я спрашиваю, и при каждом ответе добавлять "Хозяин". Если поняла — кивни.
Какие-то мгновения она лежала не двигаясь. Наверно, она думала всё-таки крикнуть и понадеяться на случай — но, по всей видимости, решила иначе, так как в конце концов медленно кивнула.
С минуту она лежала, разминая челюсть. Тем временем я снова завязал ей глаза.
— Я знаю, что ты можешь дотянуться до повязки. Но здесь установлены скрытые камеры, и я увижу, если ты сняла её без спроса. Понятно?
— Да, — сказала Эмбер.
Тогда я поднял один из ремней, сложил его вдвое и хлестнул её поперёк грудей.
— Ааааааааааааааа!!! — взвизгнула она.
— Я вижу, ты забылась! — крикнул я. — И, кстати, если заорёшь ещё раз, то уж я, поверь, дам к этому повод!
— Да, Хозяин, — отозвалась она.
— То-то же. Это была так, показуха. Предупреждение, если хочешь. Здесь пока что нет игрушек для настоящих пыток, но имей в виду: этот шлепок — лишь одна десятая той боли, которая тебя ждёт, если ты снова меня ослушаешься.
С этими словами я погасил в подвале свет, поднялся наверх, включил запись на видеомагнитофоне и улёгся на диван.