Все наши комплексы родом из детства. Мы можем сколько угодно выстраивать железобетонные заслоны от детских переживаний и трагедий, более того, можем сами уверовать в то, что все осталось позади, что ты стал новым человеком, что высокая должность, кабинет, служебный автомобиль и прочие атрибуты успешности защищают наш внутренний мир от прежних переживаний.
Мы можем стать циничными, властными и делать вид, что так было всегда. Но вдруг возникает человек из прошлого, который с теми же самыми интонациями, как в детстве окрикнет тебя прилюдно, обзовет "жирдяем" или "жиртрестом" , или "дылдой" , или "тощим" , или "Маша — три рубля и наша" , или каким-то другим обидным прозвищем, которое ты изо дня в день слышал в школе и во дворе, не зная как скрыться от позора. И теперь спустя годы ты, услышав подобное, начинаешь задыхаться от того самого ребяческого ужаса, чувствуя, что земля уходит у тебя из-под ног и нет сил сопротивляться. И в миг рухнули все твои железобетонные заслоны, а ты оказался под их обломками — жалкий и беспомощный…
У всех все было по-разному, у каждого свои маленькие трагедии. Детство не отпускает, находя тебя повсюду, живя в твоем мозгу. И каждый с этим справляется по своему, выстраивая свою жизнь по маршруту, обходящим флажки скрытых комплексов. Словно сапер на минном поле ты понимаешь, что можешь ошибиться лишь один раз. Я ошибся, и прошлое меня настигло. Хотя где-то там глубоко внутри я осознаю, что и сам этого хотел. Мои страшные детские тайны разъели меня изнутри, покрыли коррозией мой мозг, источили волю. Я так долго боялся раскрытия секрета, что он сам по себе стал моим фетишем, навязчивой идеей. Говорят, что маньяки-убийцы в какой-то момент устают от самих себя и хотят, чтобы их поймали, и они смогли открыться и перестать жить в метаниях между жуткими желаниями и страхом быть пойманными. Вот и я, убегая от своих страхов, возвращался к ним сначала в ночных кошмарах, а потом в сексуальных фантазиях, раз за разом представляя себе все большие унижения во время мастурбации. Мистики считают, что мысли материальны, вот и мои монстры восстали из ада и вторглись в реальную жизнь…
Глава 1. Прошлое
Когда я учился в шестом классе, мои родители переехали в другой район и перевели меня в новую школу. Звали меня тогда, как и сейчас — Димой Шаровым. В те времена у меня был весьма избыточный вес. Взрослые говорили, что я — полный (до сих пор ненавижу это слово — "полный") , а сверстники, не заморачиваясь, обзывали меня толстым или жирным. Бойцовским характером я не отличался. Будучи по натуре мягким и ронимым, я предпочитал дни напролет просиживать дома, читая книги. Родителям объяснял, что не хочу гулять, потому что "книга очень интересная" , хотя на самом деле, просто боялся агрессии улицы, новых унижений и оскорблений. Я ненавидел себя, свое тело. У меня не было друзей: рядом со мной иногда находились лишь так называемые товарищи — такие же неудачники, как и я, которых я тоже ненавидел, потому что все про них понимал.
У нас дома была хорошая библиотека и, пока родителей не было дома, я зачитывался взрослыми книгами — от гинекологических справочников и советов молодым супругам до "Лолиты" Набокова и "Эммануэль" Арсан. Под впечатлением от литэротики я много времени проводил за мастурбацией, представляя обнаженных девочек из старших классов или смазливую учительницу немецкого языка, или даже маминых подруг, которые в фантазиях совращали меня — неуверенного и застенчивого.
Да, даже в фантазиях я не представлял себя героем-любовником: в мечтах о том, чтобы стать дамским угодником, я хотел лишь одного — чтобы мне позволили делать кунилингус. Я готов был лизать даже некрасивым девочкам, потому что дело не в лице, а в вагине, которая мне казалась — божественной и совершенной, манящей и пленяющей. И после очередного оргазма я с сожалением осознавал, что мне недоступен даже куни, который считался позорным явлением в школьной среде. "Лизать у бабы — это все равно, что хуй сосать" , — так говорили авторитетные знатоки в средних и старших классах, и все им поддакивали, потому что никто не хотел быть сочувствующим "клыковым".
А теперь я расскажу о своем монстре. Его звали — Игорь Полуянов по прозвищу Гоша. Он был на год старше меня, но физически крепче сверстников — его побаивались и уважали даже старшеклассники. Гоша был участником всяческих спортивных олимпиад, по нему вздыхали девочки. И почему-то в качестве жертвы он выбрал именно меня, дав мне обидное прозвище "Толстый Шарик" или просто "Шарик" (фамилия-то моя Шаров) . Во время нашей первой встречи в новой школе он, заметив меня, отделился от группы своих друзей и направился ко мне:
— О, здорово, толстый! Ты новенький? — и протянул мне руку для рукопожатия.
Это была ловушка. Как только моя рука оказалось в его, он начал ее сильно сжимать своей железной хваткой. Было очень больно, мне казалось, что мои кости сейчас треснут, но вырвать руку не было возможности. Я аж присел, а он под смешки его приятелей продолжил беседу:
— Так как тебя зовут?
— Ай, больно…
— Не правильный ответ. Как тебя зовут?
— Дима… Дима Шаров…
— Значит будешь Шариком… Нет, Толстым Шариком, так лучше звучит. Понял?
— Понял…
— Так как тебя зовут?
Было больно и унизительно. Вокруг нас образовался плотный круг школьников, все с интересом наблюдали за моим позором. Сквозь слезы я процедил:
— Шарик…
— Нет, это неполное имя. Как тебя зовут?
— Толстый Шарик…
Толпа засмеялась, и Гоша отпустил мою руку. Так я стал для всех Толстым Шариком.
Гоша был садистом. Не знаю, почему он стал таким. Может, его когда-то кто-то обидел, и он теперь мстил миру. Но факт остается фактом — он стал моим персональным кошмаром. Ему доставляло какое-то нездоровое удовольствие преследовать меня, задевать при каждом удобном случае. И как назло выяснилось, что он живет в соседнем подъезде того же дома, что и я. Улица стала еще страшней, потому что во дворе мог гулять Гоша. Я был совершенно беспомощен перед ним: когда я его видел, хотя бы вдалеке, то мои ноги тут же становились ватными, во рту пересыхало… Сначала я мечтал, что когда-нибудь стану сильным и отомщу ему или кто-то ему отомстит за меня. Но со временем я окончательно сломался и стал воспринимать Гошу как неизбежное зло. Я перестал ему сопротивляться даже внутренне и оказался полностью в его власти. И вымученно улыбался ему при встречах, надеясь, что он меня пощадит. Но он не щадил. В шестом классе на уроке физкультуры я переоделся в футболку и шорты и зашел в спортзал. Физрук где-то задерживался, и в зале появился Гоша, который решил покрасоваться перед нашими девочками на турнике. После эффектных подъемов-переворотов под восхищенные взгляды одноклассников он подошел ко мне:
— Толстый Шарик, а ты так сможешь? — раздались смешки.
— Нет… — я заискивающе заулыбался.
— Конечно, не сможешь! Ты ж у нас баба, вон какие сиськи отрастил, — он на глазах у всех протянул свою руку к моей груди, которая из-за полноты моего тела выпирала из-под футболки, и начал ее сжимать, — Ого! Дай помацаю твои сиськи. Даже у девок и то меньше…
Мне казалось, что это длится вечно, но даже не пытался хоть как-то сопротивляться этим унижениям, лишь глупо улыбался к великому злорадству моих одноклассников. К счастью, в зал вошел физрук, и Гоша оставил меня в покое. Но с тех пор и так ненавистная физкультура превратилась для меня в кошмар: я боялся раздевалки, боялся выходить в зал, опасаясь, что сейчас опять появится Гоша и снова меня при всех унизит. Поэтому я придумывал всякие болезни, чтобы получить освобождение от ненавистного урока.
Когда я учился в восьмом классе, то произошло еще нечто более страшное. После уроков в квартиру раздался звонок. Я открыл дверь и оцепенел — на пороге стоял Гоша. К моему изумлению он не стал надо мной глумиться, а вполне вежливо сказал:
— Привет, Дим. Можно я у тебя посижу, а то я ключи от квартиры забыл.
— Проходи…
Я был растерян: Игорь вел себя корректно, общаясь со мной как с равным, как будто не было всех этих унижений в течении двух лет. Поговорив на разные нейтральные темы, Гоша предложил:
— Давай в картишки что ли сыграем?
— Давай…
Играли в "дурака". Поочередно побеждал то он, то я. В какой-то момент Гоша деланно заскучал:
— Ну что, может, на желание сыграем? А то как-то неинтересно…
Я чувствовал какой-то подвох, но не мог отказать вдруг подобревшему ко мне Гоше, надеясь, что теперь он будет лучше относиться ко мне. Первый раз выиграл я и предложил Игорю встать на четвереньки и полаять (хотя тут же испугался, что подобная наглость с моей стороны может его разозлить) . Но Гоша, сказав, что карточные правила — это святое, послушно опустился на пол и под мой истеричный смех стал пародировать собаку.
Следующим победил Игорь. Он улыбнулся, встал перед моим лицом и стал молча расстегивать свою ширинку. Я онемел от нахлынувшего ужаса, боясь даже представить, что он захочет сделать. Но Игорь хотел сделать именно то, о чем мне было думать страшнее всего: он вывалил из брюк свой эрегированный пенис, который мне показался огромным шлангом (особенно по сравнению с моими худенькими четырнадцатью сантиметрами в возбужденном виде) . Я почувствовал специфический запах мужской плоти, мысли стали рассеянными, голова закружилась, в глазах потемнело — еще ничего не произошло, а я поплыл… Поплыл, чувствуя озноб, и что, несмотря на весь ужас, мои четырнадцать сантиметров в штанах напряглись. Неужели то, чего я так боялся в этот момент, в то же время так же сильно меня возбуждало? Мои мысли прервал Гоша, который спокойным голосом произнес:
— Давай, возьми его в рот, соси…
— Нет, нет… Так нельзя…
— Почему нельзя? Это мое желание. Ты проиграл и должен это сделать.
— Но… Это неправильно… Я не такой…
— Какой, не такой? Это карты, ты обязан выполнять правила. Я же гавкал, когда проиграл.
Его член пульсировал перед глазами, медленно приближаясь к моему рту. Я сглотнул:
*****
— Но гавкать — это другое… Это шутка… А это…