— Один знакомый художник нарисовал — говорю.
Максим подхватил:
— Так ты ему голая позировала? — мяч переброшен на мою сторону, даю ответный пас.
— Нет, рисовал по памяти и воображению. Очень просил позировать, умолял, но не знаю, стоит ли соглашаться. Потом всякие-разные будут на пустом месте сцены ревности устраивать.
Максим улыбается, — Наверное, осознал смехотворность своей ревности — обнимает меня, мы начинаем увлеченно целоваться. Неожиданно замечаю, что ухажер понемногу подталкивает меня назад, к кровати. Ну, уж нет! Ни шага назад! Упираюсь, как наши под Сталинградом и стараюсь переключить внимание Максима на другое. Поворачиваюсь к нему спиной:
— Максик, а почему у меня на рисунке лицо такое обиженное?
Максим смотрит на свой рисунок, но не забывает заключить меня в кольцо рук, обнять за талию. Моя спина припечатана к его груди, а мягким местом я упираюсь ниже его мужской области.
— Лицо обиженное потому, что художник тебя отшлепал за неправильное поведение. — говорит мой ухажер.
Его руки незаметно ползут по моему животу вниз, ТУДА, где под ним начинаются ляжки. Вот бесстыдник! Решительно захватываю его руки и перекладываю на свои титьки-сиськи, на маленькие буфера, на мои белы грудочки. Пользуйся моментом, забавник. Максим согласен, что от перемены места результат не меняется, и занялся пуговицами на моей кофточке. Расстегнул, вытащил подол из мини и пытается снять кофточку совсем, но я не позволяю — мне еще стыдно оказаться при нем голой — пускай только до пояса. Завожу руку за спину, с а м а расстегиваю лифчик. По счастью его бретельки тоже пристегнуты пуговками, расстегнула их и лифчик, защитник моих грудочек, упал нам под ноги.
Мои заостренные к соскам грудочки вызывающе торчат. Максим сжимает упругие полушария, сдвигая руки от широкого основания к соскам, будто молоко доит. Мне так хорошо, но почему он остановился? Как его попросить продолжать, сказать: "потискай еще мои сиськи". Нет, грубо, вульгарно. Или: "продолжай меня щупать за груди".
— Максим, пожалуйста, подои меня еще, — прошу я, почему-то капризным шепотом.
Усмехнулся:
— А ты что, уже с молоком?
— Нет, конечно! — Возмущаюсь я, — Но если их хорошо массировать, то в нужное время они будут очень даже молочные.
— Глядико, а я и не знал, — притворно удивляется мой ухажер.
И снова заработала его доильная машина, от которой у меня в животе тепло разливается. Теперь переключился на торчащие соски, сильно сжимает пальцами и тянет. Грудь немного подается за соском, пальцы соскальзывают и снова щиплют торчащие кончики. Немножко больно, но так восхитительно приятно. Возможно, настоящая девушка могла бы описать ощущение, когда ее щиплют за соски, я, превращенный в девушку ведьмой, не могу, слов не хватает. А он все щиплет и выкручивает соски, приводя меня в восторг наслаждения.
— Только не прекращай, милый, ущипни их еще, чаще, быстрее, — раздается мой стон.
И снова восхитительно приятная боль в защемленных сосках. Мотаю головой, трусь затылком о его плечо. Теперь он не щиплет, а легонько царапает соски ногтем. Каждый раз в них будто возникает электрический разряд, который пробивает меня через живот до самого заветного девичьего устройства.
— О-о-о! Что ты, изверг, со мной делаешь! Только не останавливайся, царапай еще, еще! Боже мой, как приятно!
Кофточка от моих судорог наполовину сползла, у меня голые не только возбужденные отвердевшие груди, но и плечи, живот. Господи, как хорошо! Когда был мужчиной, то и не предполагал, что ласки доставляют девушкам такое насаждение! Между моих ног пылает жар. Даже не скажу точно, где — в больших губках, в малых или в самом входе в девичью пещерку. Вот в таком состоянии экстаза девушки лишаются воли, позволяют парням снять с них трусики и теряют девственность. Еще немного и я не просто ДАМ ему, я сама начну снимать трусы и встану в какую-нибудь неприличную позу. Не могу… Нужно остановиться…
Если бы шеф возбудил меня так, то конечно бы уломал, уложил на стол с ляжками, задранными высоко-широко. Я бы и не пикнула. В голове обрывки мыслей и истома во всем теле. Щекотно даже в попке, в заднем отверстии. Я на все готова! Дайте мне насадиться попой на самую здоровую елду!
Нельзя девушке допускать, чтобы ее доводили до того, она себя не контролирует. Замечаю, что больше не сжимаю ляжки, расставила ноги шире. Но они меня плохо держат.
— Максим, я больше не могу, давай сядем. — умоляю изверга, подарившего мне неземное, мучительное наслаждение.
… Сижу на коленях Максима. Теперь этот мучитель лижет языком мою грудь, потом начинает жадно целовать — вверху, около сосков, приподнимает титичку и присасывается к нижней выпуклой стороне. Завтра синяки на грудях будут…
*****
Дыхание мое успокаивается, и я гляжу на мир с удивлением. Что это со мной было? Витя Долгих, мужская часть моей души, ехидно улыбается: "девушка Наташа испытала настоящий оргазм". Ну, Макс, ну, ловкач и мучитель! Одной прелюдией, сыгранной на моих сосочках, довел меня до оргазма! Что же тогда будет, если он доберется до клитора или вставит член в мою девочку? Но какое наслаждение он мне подарил!
Максим начинает гладить внутреннюю поверхность моих ляжек. Надо остановиться…
— Максимушка, — прошу я, — хватит, отпусти, я не могу больше.
Как ни странно он отпустил, сидит потный и улыбается дурацкой счастливой улыбкой. Я встаю и направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок.
Соски после этого два дня болели, но какие приятные воспоминания!
* * *
А еще через день случилась беда. Максим вез шефа и они столкнулись с выскочившим из-за поворота самосвалом. Нам в офис позвонили из скорой помощи. Хватаю такси и мчусь в травматологию. Прорываюсь в отделение, разыскиваю врача.
— С директором вашей фирмы ничего страшного, полежит у нас пару недель и будет как новенький.
Я взрываюсь и кричу:
— Да наплевать мне на него! Что с Максимом, с его водителем!?
— У него рана на лице, сломано ребро, имеют место ушибы внутренних органов.