Наконей, она гостеприимно распахнула губы и начала короткими движениями — вперед и назад, и снова вглубь, и снова обратно, и каждый раз чуть больше вперед и чуть меньше назад — поглощать вожделенный плод. Острое желание пронзило ее насквозь, и она отчетливо поняла, что именно сделает дальше, через несколько минут, но сначала надо было полностью насытить и удовлетворить свой рот. И она еще долго с наслаждением скользила губами вдоль продолговатой упругой плоти, то выпуская ее почти целиком наружу, а то погружая в себя как можно глубже и пытаясь достать до самого горла. Это никак не удавалось, но взамен она повернула фрукт набок и несколько раз запустила его вправо и влево за щеку, в пространство между губами и зубами, а потом снова погрузила банан вглубь своего рта, чуть сжала зубами и начала медленно вытягивать обратно, получая изысканное удовольствие от того, как ее зубы оставляют глубокие продолговатые борозды на его влажном пахучем теле. Но в какой-то момент устала бороться с собственным вожделением и решительно перекусила плод пополам.
Сладкие куски белой плоти еще проходили один за другим сквозь горло, а она уже рванулась к подносу, зачерпнула пальцами крем из заранее открытой баночки и, подняв повыше широко расставленные ноги, начала обильно смазывать анус прохладной скользкой массой. Сначала шелковистыми прикосновениями прошлась вдоль всей щели между ягодицами, заодно прихватив и начало бедер, а потом сосредоточилась на маленьком упругом колечке, которое набухло и сжалось от возбуждения. Теплыми касаниями она постаралась успокоить напряженные мыщцы и уговорить их расступиться, потом подготовила вход пальцем и, смазав новой порцией крема третью свечу, все еще остававшуюся незажженной, одним долгим движением вонзила ее в себя почти на полную глубину.
*****
Она испытала долгожданное облегчение; в то же время, ощущение было каким-то непонятным, чуть ли не болезненным. Однако постепенно ее внутренности подстроиись под методичные и ритмичные движения того, что их заполняло, и ей становилось все приятнее. Через несколько минут она застонала, обуреваемая восторгом от ощущения собственной заполненности, и загнала свечу еще глубже — на последний мыслимый сантиметр. В этот миг она как будто увидела себя саму снаружи и изнутри одновременно, десятками глаз, ушей и ноздрей, каждой из миллиарда клеточек кожи своего тела постигая все удовольствия сегодняшнего вечера сразу: запах жасмина и искрящееся шампанское, негромкую мягкую музыку и скольжение ног, обтянутых черными прозрачными чулками и обвитых плетением золотых босоножек на высоком каблуке, кружево рубашки, сквозь которое проглядывают набухшие соски, и мерцающее пламя свеч, и, наконец, банан, заполняющий ее рот, и свеча, постигающая глубины ее ануса. И тогда, наконец, она протянула руку к тому месту, которого до сих пор тщательно избегала, и прикоснулась пальцами к упругому твердому фаллосу.
Дальним краем сознания она все это время ощущала его присутствие, но до сих пор он виделся ей лишь зеркальным отражением ее раскрытой вагины, сочащейся влагой желания. А теперь… Конечно, это член не принадлежал, не мог принадлежать ее женскому телу, и в то же время он не был чем-то посторонним, совершенно ей чуждым. она знала и любила этот член. Это был фаллос ее любимого мужчины, а значит — ее собственный.
Не прекращая ни на секунду движений, насыщавших ее анус, она начала ругой рукой гладить и теребить напряженное мужское естество, то охватывая его плотный ствол ладонью, то перебирая пальцами вздувшуюся головку, а то опускаясь вниз и поглаживая нежную кожу яичек. Потом ненадолго оставила свечу в неподвижности, почти полностью погруженной в ее глубины, и начала двумя ладонями растирать эту монументальную колонну, словно пытаясь при помощи трения первобытным способом добыть огонь из своего тела.
К этому времени мужское самосознание уже ожило, вернулось из небытия и настойчиво заявило о себе. Но при этом оно не умаляло и не отменяло женского, а лишь дополняло, существуя одновременно и параллельно с ним. Да, он был мужчиной, влюбленным и любимым. Сегодня он пришел к своей возлюбленной, сегодня ночь их любви, и он был счастлив, замечая, как она ждала его, сколько усилий приложила, чтобы подарить ему сегодня эту радость. Столько радости, сколько было в ее силах, и ни каплей меньше. И он наслаждался ее нежностью и раскрытостью, ее длинными ногами в изящных босоножках а высоком каблуке поверх прозрачных черных чулок — она подняла их высоко вверх в порыве страсти, а он снова и снова гладил их своими руками, полируя до блеска. Он вбирал в себя ее пухлые чувственные губы, и сердце замирало от того, как все внутри нее судорожно сжимается, когда он погружается в ее глубины… И в то же время она оставалась енщиной, влюбленной и любимой. Да, к ней сегодня пришел ее возлюбленный, сегодня ночь их страсти, и она была счастлива ощущать его желание и добрую силу. Наслаждаться его терпеливостью и умением, его крепким фаллосом, пронзавшим всю ее насквозь. Его умным тонким лицом, его крепким торсом и удивительными руками, такими ласковыми, что, казалось, она превращается под их прикосновениями в послушную глину, из которой он лепил прекрасную скульптуру.
С каждым движением разделявшее их расстояние становилось на шаг короче, они были все ближе и все желаннее друг для друга, и вот, наконец, настал миг последнего упоения. Берлинская стена разнополости рухнула, седьмая вуаль упала наземь, и на бесконечно долгое мгновение удалось вернуть изначальную неразделенную целостность. Щива сеодинился с Шакти. Божественный перво-Адам, из ребра которого еще не изъяли Еву, не вкусивший первородного греха и исполненный чистой радости.
Опустим же очи долу и тихо удалимся, оставиви его-ее-их наедине. Немногие достойны узреть сияние фаворского света, недостойным же оно способно выжечь глаза.
Назавтра его разбудит будильник.