— Ваши голосовые связки также были модифицированы с помощью:
— Нет, что вы сказали про мочеполовую систему?!
Медсестра растерялась:
— Ну, теперь вы полностью девушка.
Я замер, а моя рука, преодолевая упругое сопротивление голубого геля, переместилась к паховой области.
— Но как, разве вы не знали? — Казалось, девушка сейчас расплачется.
Я нащупал выпуклый лобок, а чуть ниже, в самой промежности — две большие округлые складки кожи.
— Знал, но: как то быстро всё это:
До операции даже с шикарной бабьей задницей и гигантскими молочными железами я все ещё оставался мужиком — тогда все можно было остановить, повернуть процесс вспять. Теперь же, лишившись члена и получив взамен вагину, я превратился в девочку окончательно и бесповоротно — покупателю наверняка уже провели операцию, и мои причиндалы сейчас болтаются у него или у неё между ног. Конечно, есть и другой вариант — получить мужскую плоть донора, но для этого нужны деньги, очень большие деньги, которых у меня нет и никогда не будет. Но стоит ли думать об этом, терзать себя мыслью о безвозвратно утраченном, если я сам определил свою судьбу, без особых колебаний отказавшись от того, что в конечном итоге делало меня мужчиной, приговорив себя тем самым к дальнейшему существованию в женском платье.
Еще неделю после операции мне предстояло оставаться под присмотром медиков, которые каждый день придумывали для меня новые анализы и обследования. С волнением ожидая того дня, когда, наконец, выйду из дверей клиники и приму все права и обязанности, условности, преимущества и недостатки новой половой роли, я учился произносить глаголы с окончанием и справлять малую нужду сидя, что поначалу меня несколько смущало. Оказавшись в больнице, первое время при посещении женского туалета я стеснялся и робел от страха, что кто-нибудь заметит у меня пенис и устроит скандал. Теперь же я смело заходил в дверь с нарисованной на ней большой буквой , но иногда пугался, когда, стоя перед унитазом, по старой привычке пытался достать член и не находил его.
День выписки начался с Дашкиного появления.
— Привет, вот и я! — В палату ко мне вбежала запыхавшаяся девушка. Её раскрасневшееся от мороза лицо радостно светилось, а сама она пахла снегом и апельсинами. — Вот, я всё принесла!
Она опустила объемистую сумку на пол и, присев около неё, стала выкладывать на мою койку одежду.
— Такой жуткий мороз, — щебетала она, — но зато солнышко яркое, а на небе ни облачка! Ну же, поднимайся, лежебока! Посмотри, что я тебе принесла.
Потянувшись, я окончательно проснулся и сказал с улыбкой:
— Привет. Хорошо, что ты приехала.
— Где твои старые вещи? Их надо сложить сюда. — Даша осмотрела палату, но не увидела ничего, похожее на шкаф. — Пойду, спрошу у медсестры. А ты пока одевайся.
Тряпки, что она принесла, были её собственными вещами: джинсы, теплый свитер, старая Дашкина дубленка. Теперь не имело смыла и дальше носить мужское, прятаться от окружающих; бабам — бабье. В отдельном пакетике я нашел новые колготы в упаковке и комплект белья, который я когда-то подарил Дашке. Как-то неловко было надевать на себя трусы, которые сам много раз стягивал с неё. Лифчик оказался слишком маленьким и покрывал груди едва ли на треть, лямки его едва не лопались от сильного натяжения. Ладно, пока хоть так. Затем настал черед колгот и верхней одежды.
— Что, красавица, готова? — Дашка вернулась с охапкой моей старой одежды. — Ох, растянешь ты мне свитер своими титьками! Да ладно, не смущайся.
И вот я вернулся в мир. Те же дома, те же люди вокруг, те же машины на дороге. Всё осталось прежним, но вместе с тем мир неуловимо изменился. Когда прохожие на улице смотрели на меня, я терялся, опускал или отводил в сторону глаза — от мысли, что теперь окружающие будут воспринимать меня девчонкой, делалось жутковато. Ну и ладно, привыкну. Не умер же, не стал калекой. Бабы — такие же люди, как и все.
Новую жизнь я начал в одиночестве. Полного и унылого. Даже Дашка куда-то пропала. Позвонил бы кому-нибудь, да с беспросветного одиночества, когда ты предоставлен лишь сам себе. Нельзя сказать, что и раньше я имел тысячу друзей, но теперь я совсем остался один. Номер телефона пришлось поменять, чтобы те немногие друзья и знакомые, что были у меня раньше, не могли найти меня, узнать о произошедших со мной переменах. Быть может, с кем-нибудь из них я и свяжусь, но это если и будет, то очень и очень нескоро.