Нет, этих щенят пора призвать к порядку. Подхожу к дивану… да, здесь нужны решительные меры, иначе против этой улыбки до ушей я не сдюжу. Хватаю под мышки нахальную черную тушу и начинаю раскачивать вверх-вниз. Пушок отчаянно ухмыляется, болтая лапами в воздухе. Ох, не тот метод я выбрал…
Я чувствую чуть сладковатый, приятный запах его чистой шёрстки. Он уже взрослый пёс, но когда я зарываюсь лицом в его черные космы, он еще пахнет щенком.
— Так ты бунтовать? Ну давай, давай поборемся!
Ох, пропала моя работа… Пушок, довольно урча и раскинув окорочка, радостно лижет склонённую над ним "суровую" физиономию. Одного взгляда чуть пониже собачьего пуза мне хватает, чтобы понять — ему эта борьба начинает нравиться. Ах ты жучок, да не затем ли ты и взгромоздился на диван? Ведь так и было в тот раз — наш первый раз…
…Ещё дрожа, я стою на коленях, уткнувшись лицом в диванную подушку. Эта поза наверняка никуда не годится с эстетической точки зрения… как и вся обстановка вокруг, и беловатые лужицы на полу, и царапины на моих боках и спине — ты всё же сделал мне больно, маленький, ты еще не знаешь своей силы… Но сейчас мне наплевать на всё. Наконец я твой, малыш…
А черт с ней, с этой работой!…
— Пушок, иди ко мне, маленький!
(Muzzle, 1998)