В темноте я слышал, как вращаются шестеренки, смазанные колеса пыточных машин медленно трутся друг об друга в своем ужасном вращении, которое доносится сквозь ночной кошмар. За моей спиной полыхало ужасное темно-красное зарево, но я никак не мог отвернуться от зловещего зеленого света, который вначале занялся искрой передо мной, потом его интенсивность стала нарастать, и как я ни старался, я не мог отвести от него глаз. Откуда-то издалека я слышал женский крик, заметавшийся эхом по тесной камере, в которой я стою на коленях, но даже этот ужасный звук вылетел из моей головы, когда мой мозг наполнил сильный жар ацетиленового пламени.
"Это всего лишь сон", — пробормотал я сквозь стиснутые зубы, — "Сон!"
"Уверен?"
Что-то приближалось ко мне. Я чувствовал это. Присутствие. Огромная отвратительная сущность наполнила малиновые тени позади меня и тянулась ко мне. У меня на затылке зашевелились волосы от ощущения его холодного взгляда. Я пытался обернуться, чтобы его рассмотреть, но интенсивный желто-зеленый свет удерживал меня, будто я был прикован к полу.
Что-то обхватило мои ноги ниже колен и поползло вверх, серпантином накручиваясь на мои ноги.
"Ты был девственен".
Был, пока не повстречал тетю Бэллу. Она была матерью моего друга, и много лет ее существование было лишь тенью на задворках моей жизни. Я помню ее как тетю Бэллу, хотя ее имя часто звучало из уст моей матери.
Она стояла в дневном проеме и рассматривала меня с мрачным выражением на лице, а когда наши глаза встретились, ее удивление стало перерастать в раздражение.
"Что ты здесь делаешь?", — спросила она.
"Что ты там делал?"
Я был возбужден. В те дни я часто возбуждался, порой даже не думая об этом. Когда она говорила, несколько прядей ее волос сдвинулись на ее маленькой круглой голове, и именно эта деталь очень потрясла меня. Я был достаточно сообразительным для своих лет, и инстинкт позволил мне раскрыть ход ее мыслей. Однако ее тон был груб, а глаза сверкали огнем, а ее вопрос совсем не содержал того упрека, который она не могла высказать, а я понял без слов, упрека в том, что последние несколько лет она потратила, пристально наблюдая за мной с разумом, помраченным страстью.
"И ты ответил"
Да. Я ответил нерешительно, но откровенно. Я ответил ей честно, и на ее лице отразились одновременно сразу несколько эмоций. В ее чертах была злость, но также была и надежда. Я особенно запомнил эту надежду во взгляде. Честно говоря, мне было страшно. Это было похоже на ненасытный голод. Она замолчала, взвешивая каждое слово, прежде чем ответить.
Когда она заговорила, я заметил, что ее голос изменился. Он стал как-то свободнее, глубже.
"Как если бы хрупкая видимость культуры и морали неожиданно разрушилась"
Да, а полагаю так. Не знаю. Я никогда об этом так не думал. Я помню, что ее голос казался каким-то новым, … как будто я никогда до этого его не слышал.
"А ее глаза?"
Они не двигались. Когда она говорила, она не отводила от меня глаз. Никто и никогда не смотрел так на меня.
"Наверное, я не должен был приходить", — сказал я. Я старался притворяться невинным, как будто давая ей пути к отступлению, хотя на самом деле, я не до конца понимал, что происходит. Я не понимал.
"Но у тебя была эрекция"
Да. Это все из-за ее глаз, из-за того, как она смотрела на меня своими ужасными темными глазами. Хотя я и не сделал ничего дурного, я чувствовал себя пристыженным. Она снова молчала, она зашла так далеко, что облизнула губы.
Я болезненно сглотнул. Моя глотка пересохла. Вид ее языка, быстро увлажнившего ее губы, заставил меня поежится, а в моем животе будто поселились холод и пустота. У меня стоял член так, что было больно, а она все не отводила от меня взгляд. Я должен был догадаться, хотя я никогда раньше об этом не думал. Я должен был сделать движение в ее направлении. Я должен был инициировать то, что должно было затем произойти.
"Опиши ее"
Это лишнее. Я не очень хорошо помню, как она выглядит. Она была мрачной: у нее были темные глаза, длинные черные волосы были собраны в форме шара на затылке, но я не помню ее лица, за исключением того, что ее глаза были такими темными.
"Она была средних лет, полная, с тяжелой грудью, которая уже начинала обвисать"
Да.
"Ее дети оставили следы на ее теле. Ее живот был мягкий, с растяжками, ее бедра раздались, придав ее фигуре подобие песочных часов"
Да, но у нее была стройная шея.
Она закрыла дверь за мной и этим как будто открыла книгу. Мгновение назад я был окружен разнообразными звуками мира, и вот я уже один в приглушенном бытии тети Бэллы.
Когда влажное прикосновение ткнулось в мою шею, на меня будто обрушилась невыносимая тяжесть, и я натужно задышал через ноздри. Свет был таким сильным, что мне пришлось все-таки закрыть глаза, но даже через веки я по-прежнему видел это теплое свечение. Я плыл в пылающем тумане этого оранжево-красного окружения, не обращая внимания на отдаленные звуки движения и работы механизмов. Пыль и сажа на моих коленях были забыты, тяжелый стук работающих машин был просто отдаленным биением чьего-то сердца.
Ее тело было большим, тяжелым и неповоротливым.
"Опиши ее запах"
Это был тяжелый, темный и сладкий запах пота и духов. Ее тело, казалось, излучало тепло, которое укутывало меня. Мы стояли, вместе, в тусклых тенях комнаты, и, когда она прикоснулась ко мне, я задрожал. Это был не то что бы страх, но я вдруг ощутил сильную слабость.
Я почти заплакал, когда она освободила меня от плена брюк. Я глотал воздух, как будто я тонул, а потом она взяла одной рукой меня за затылок и поцеловала в открытый рот, а другой рукой дрочила мой член. Ощущения были слишком сильные. Когда она прижала меня к своей груди, мое сознание заполнил ослепительный свет, и я неистово кончил. Спустя некоторое время она отпустила меня, и я осознал, что всхлипываю. Мое лицо, все еще прижатое к одежде у нее на груди, было мокрым и горело, но она не двигалась.
Мне показалось, что я услышал ее тихий голос, шептавший мне нежные слова утешения, но когда я поднял на нее взгляд, ее глаза были по-прежнему мрачными и голодными.
"Ты был смел"