Раечка подумала о том, что рано поздно ли, он всё равно её отъебёт, и не стала дёргаться попкою, когда Семён выпростал над нею горячего и влажно-скользко поводил от дырки задницы до торчащего похотника по малым губам, заводя всё глубже и глубже большую надутую золупу ей внутрь. Целка недолго противилась, а потом враз наскочила охват-кольцом на яро-стоячий хуй.
— Ох… хороша! . . — Семён не сильно вжимал, чуя со всем комфортом, как тонко-пронзительно жмёт колечко натяжной целяка его за золупой.
— Пап, где фломастеры и альбом — я опаздываю!
Раечка широко распахнула глаза и тут же зажмурилась в ужасе: на кухне показалась оказывается ещё не ушедшая Лора!
— Где-где… — Семён мерно накачивал под худенький Раечкин зад своего стояка. — Ох, хороша…
Лора вошла в комнату и подхватила папашу за яйца над спущенными трусами:
— Пап, ещё раз — фломастеры и альбом! Я же с тоски там подохну на всех этих уголовно-процессуальных! Сообрази уже…
— Доченька, иди ты нах… Видишь — кудовчусь? — Семёна невероятно припёрло её крепкое потягивание ему отвисших яиц до самой жопы и он попытался, не меняя позы, дотянуться до неё в поцелуе…
Но Лора со смехом увернулась и отпрыгнула:
— Ну и пиздец! На парте рейсфедером вырежу твой хуй в полный рост! Ага?
— Не делай этого, доча… — накачивая, Семён, начинал проникновенно пыхтеть в открываемый всё шире рот над согбенною Раечкой. — Фломастеры на трюмо у мамы, а альбом я хуй его знает…
— Ладно! — Лора, смеясь, наклонилась к Раечке и чмокнула её во вжатую в простыни щёчку. — Пока! Я сегодня не задерживаюсь — ужин, па, за тобой, не проспи!
Она выскочила, наспех полуприкрыв за собой дверь, и Раечка почувствовала всей пылающей глубиной, как жарко и страстно наддаёт с невероятною силой в неё своим охуенным стволом трясущий её за бёдра в своих лапищах Семён…
— Ах! . . Ах! . . Ах! . . — она больше не выдержала своей немоты и вырвалась плачуще-пронзительными всхлипами в голос.
— Берёт? . . — Семён до хруста в пальцах сжал её бёдра и резкими качками забил хуем на нутрь, горячо впечатываясь своим животом в голый зад. — Берёт хуем в натяжку пизду?!
— А. . ааххх… — Раечка почувствовала, как щиплет-слезиться от захватившего её водоворота ощущений…
— Ну всё! — объявил Семён. — Получай молочные реки, кисельные берега на девичий прокорм! . . Чудо-девочка… в самом деле хорошая…
Он чуть вынул назад ствола, давая простор в глубине для пролива своих туго забрезживших струй, и Раечку мягко закачало в его руках приподнявшимся на цыпочки задком: хуй вкусно наполнял её нутрь, расплющенные по постели грудки сладко ныли щекочущимися сосками, ротик распахнуто порывисто быстро дышал и глазки подкатывались всё выше вверх, а сама Раечка пыталась не закричать уже так, что услышат ещё и соседи…
***
С Лорой они почти не виделись. Лора исчезала чуть ли не в семь утра, а Раечке с первого курса повезло на вторую смену, и когда она возвращалась по вечерам к оставленному ей Синицей ужину, то встречалась с Лорой лишь краткими случайностями, писяя на унитазе, пока та умывалась рядом или с тайной уютно-тёплой тоской заглядывая за ужином из кухни в чуть приоткрытую дверь Лориной комнаты на её точёно-задумчивые над очередным электронным рефератом черты лица…
Иногда, правда, везло на отсутствие последней пары и получался "семейный" ужин с патриархально охеревающим во главе стола Семёном, со строящей ему умилённые глазки Синицей Ивановной, и с возможностью посидеть чинно рядом с маленькой очаровательной Лорой, едва перебрасываясь с ней короткими взглядами.
— А чего это ты, Синаида, постелила им в разных комнатах? — ржал, как хамбургский конь, зачастую Семён. — Им ебаться друг с дружкой — вон слюни по вилкам текут! Чё эт ты им не устроишь лесбийскую ярую вольницу?!
— Папенька! — Лора всегда очень жалела зарывающуюся взглядом в тарелку, рискуя надкусить свою вилочку, милоглазую подружку. — Если вы сейчас же не вспомните, кто спас вас в последнем похмелье бокалом горяче-токайского с перцем, и не извинитесь немедленно…
— Доча! Дочь! . . — ржал Семён. — Пред тобою в долгу неоплаченном — свято помни об этом всю жизнь! Не дави на сознание, маленькая моя, лучше скажи — ты ведь любишь её?
— Кого, папенька? — Лора изо всех сил изображала строгость в сверкающих молнийками на него очах и делала узкие губки.
— Хер ли… "Кого"! — хмыкала Синица, пожимая плечами. — Традисканцию, понятное дело… Или ещё есть уже кого? А ты, пизда, любишь её?
Вопрос адрессовался уже Раечке. Лора готова была тут же вступиться, но Раечка опережала чуть слышно:
— Люблю…
— Вот блядь! — стандартно реагировала Синица Ивановна. — Салату хоть ещё положи — отощаете нахуй с диетами вашими, херу некуда влезть будет…
— Ма! — Лора вздёргивалась обиженно надутыми губками, но сквозь них уже прорывалась улыбка. — Сама ты такая! Я сейчас уйду к себе есть! И Раечке скажу — она тоже! Будете сами тут желваками печально хрустеть в томительном одиночестве!