Дорога повернула последний раз, и коляска подкатила к высокому парадному крыльцу дома, украшенному неожиданным в такой глуши портиком с колоннами. Их ждали. Дворовый мальчик, завидев экипаж, метнулся куда-то за колонны, и к тому моменту, когда лошадь сама остановилась на знакомом по-видимому месте, на крыльцо уже выбежала девочка лет десяти, следом вышел молодой человек, точнее — юноша, в серых свободных брюках и белой рубахе навыпуск и седоватый мужчина в сюртуке, с бакебардами и невозмутимым взглядом привыкшего и готового ко всему человека.
Сбоку показалось несколько девок и с ними тот самый мальчик, что первый заметил гостей, а точнее, одну гостью, которая, еда коляска встала, спрыгнула на землю и побежала навстречу кузине. Только теперь Соня вспомнила, что забыла поправить чулки и они спустились на ботинки. Но Любочка, которая заметно подросла с тех пор, как гостила у них в N*ске, была вовсе без чулок, да еще и в сарафанчике, открывающем не только острые коленки, а и на пару ладоней выше. Она налетела радостным вихрем, обнимая, тормоша, тыкаясь в лицо частыми беспорядочными поцелуями. Отступив наконец на шаг и прижав кулачки к груди, но не в силах унять щенячью радость, девочка несколько раз дернула коленками и даже подпрыгнула попискивая
— Соничка! Соничка! Какая же ты красавица! Ой, смотри Алеша, какая Соня красивая стала. Маменька, маменька, Соничка уже невеста, да? — Люба схватила за руку сошедшую с экипажа Людмилу, словно требуя немедленного подтверждения скорой свадьбы только что прибывшей кузины. Соня поймала восторженный и немного смущенный взгляд двоюродного брата. Для 16 летнего юноши, он был мелковат, хрупок, и старался догнать возраст нарочитой серьезностью и скупостью движений, отчего выглядел немного комично. Но глаза были совершенно мальчишечьи, и девочка заметила, как они быстро скользнули по ее оголенным ногам, прежде чем встретиться с ней взглядами.
— Алешенька, ну что ты, право! — Засмеялась Людмила Ильинична, видя, как сын пытается поймать и поцеловать руку гостьи. — Поцелуй сестренку как положено! — Мальчик глянул на мать и шагнул ближе. Соня сама обняла его и подставила губки для сестринского поцелуйчика, который почему-то затянулся, увлажнился, растекся по телу истомой и наполнил сладкой тяжестью низ живота. Она ощутила язык брата и толкнула свой навстречу.
— Ну вот, другое дело. — Людмила улыбнулась, а Любочка засмеялась, радосто хлопая ладошками и снова подпрыгивая.
— Мирон, а где Андрей Ильич? И обед, готов уже? —
— К обеду все готово. А барин велели не беспокоить. Они в кабинете. —
— Так ступай, скажи, что мы вернулись. —
— Не могу-с. Заходить не велено, пока сами не выйдут. Гости у них важные. —
— Что за гости? —
— Их высокопревосходительство господин стацкий советник Берг-с и с ним двое господ. Вроде как ученые из Столицы. —
— И давно они там? —
— Часа два, как прибыли-с. Сперва в библиотеке коньяк пили и курили, а потом в кабинет ушли, и Андрей Ильич велели не тревожить. —
Проголодавшуюся гостью покормили в буфетной. Любочка не отходила от сестренки, весело щебетала разные глупости, что-то спрашивала и тут же, не дождавшись ответа, опять начинала рассказывать сама. Соня пощипала отварной курятины, съела, кусочек сыра и, к огорчению пышной кухарки Матрены, отказалась от бесчисленных холодных закусок и разносолов, которые та предлогала.
— Вы, барынька, хоть молочка попейте. Хорошее молочко, утрешнее. — Соня отказалась от молока, но пить хотелось, и она уж было решила попросить воды, но заметила большой стеклянный кувшин, наполненный жидкостью бледно-рубинового цвета. На дне виднелись какие-то ягоды или фрукты, и девочка решила, что это компот.
— Вот это можно попить? Цвет красивый. Это не вино? —
— Нет. Не вино… — Кухарка проследила за ее взглядом, замерла, потом медленно повернулась, задумчиво поглаживая передник.
— Это отвар такой. —
— Ну и что, давай. Он не горький же? —
— Не горький. Сладкий… — женщина протерла фартуком большую фарфоровую кружку, сняла с кувшина салфетку и наполнила посуду на одну лишь треть.
— А что так мало? — Сонечка вдохнула легкий медово-цветочный аромат.