По складу характера Димка был парнем мягким — в душе он был фантазёром, был романтиком, но ни то, ни другое в мире, насквозь пронизанном прагматизмом, никаких плюсов Димке принести не могло, и потому и в школе, и в своей дворовой компании Димка не без успеха изображал из себя парня о б ы ч н о г о, то есть в меру отвязного, в меру циничного и прагматичного, временами язвительно-ироничного, чтоб таким образом ничем не отличаться от других, — все эти качества, Димке не свойственные, были своеобразным пропуском в мир, где протекала внешняя — тусовочная — жизнь, без которой тоже никак было нельзя…
Потому, делая шаг вперёд с накрепко сжатыми кулаками, чувствуя, что его сейчас ничто не остановит, Димка сам удивился собственной ненаигранной решимости, в один миг всколыхнувшейся, в один миг созревшей в его душе, — такого с ним никогда еще не было… он несчетное число раз спасал Расима от разных опасностей, выручал его из различных бед, но всё это проигрывалось в его воображении, а теперь Расим — е г о Расик — был рядом, всё было в реале, и Димка не столько понимал-просчитывал, сколько всем своим существом ощущал-чувствовал, что сейчас он этих двух гопников, посмевших к Расиму пристать, просто-напросто разорвёт на части… причём, если в этом и было animus rem sibi habendi, то оно было лишь отчасти, потому как любовь Димкина была неизмеримо больше.
— Ты что — угрожаешь нам? — проговорил тот, что был повыше, ещё пыжась, изо всех сил стараясь демонстрировать перед Димкой исходящую от него угрозу, но что-то в нём неуловимо дрогнуло — в интонации голоса, во взгляде устремлённых на Димку наглых глаз мелькнула неуверенность; гопники, стоявшие перед Димкой, в конечном счете лишь изображали из себя парней крутых или даже отмороженых, в то время как от Димки исходила угроза вполне реальная, неподдельная, так что гопники не могли не почувствовать, мысля присущими им категориями, кто именно здесь, в холле, из них троих является настоящим отмороженым.
— Я вам, суки, не угрожаю — я вас конкретно сейчас урою… — медленно проговорил Димка, одновременно с этим делая шаг вперед; Димку совершенно не заботило, какое впечатление он производит, и в этом тоже была его сила — было его неоспоримое преимущество: Димка не угрожал, а просто предупреждал, ч т о он сейчас сделает.
И — гопники дрогнули: переглянувшись, они отступили от Расима в сторону, медленно попятились назад, к коридору, не спуская с Димки настороженных взглядов.
— Мы тебя ещё встретим, — обещающе проговорил тот, что был пониже. — Ты ещё пожалеешь…
Димка не отозвался, — едва гопники попятились — едва стало ясно, что они капитулируют, он в ту же секунду перевел взгляд на Расима… что ему были какие-то гопники! Перед ним стоял Расим — единственный, кто был для Димки по-настоящему значим… между тем, спонтанно вспыхнувшая в Димке ярость произвёла впечатление не только на гопников, которые видели Димку впервые, ничего про него не знали, а потому могли запросто решить-подумать, что Димка — полный беспредельщик, но эта неподдельная, нешуточная ярость произвела ничуть не меньшее впечатление также на Расима, который, не двигаясь с места, смотрел на Димку широко открытыми, совершенно перепуганными глазами…
— Ну, чего ты стоишь? Поехали… вниз поехали — домой, — как можно спокойнее проговорил Димка, нажимая кнопку вызова лифта.
Лишь выйдя из лифта — шагая рядом с Расимом по коридору к своему номеру, Димка почувствовал, как его медленно покидает напряжение — словно разжимаются невидимые тиски, возвращая тело и мысли в прежнее русло… никогда с ним такого ещё не было — ни разу в жизни он не испытывал такой оглушающей ярости! Ну, то есть… получалось, что он сам не знал, на что он способен! Ведь если б гопники оказались действительно беспредельщиками — если б они не поджали хвосты, а на Димку бы кинулись, он ведь, Димка, не отступил бы… однозначно не отступил бы!
— Чего они от тебя хотели? — Димка покосился на Расима, виновато шагавшего рядом, и сердце у Димки вмиг наполнилось прежней щемящей нежностью.
— Они хотели, чтоб я пошел в их комнату — чтобы дал им на время свою "симку"… — глядя на Димку, Расим виновато хлопнул ресницами.
— Зачем? — Димка, замедлив шаг, непонимающе приподнял брови. — Нах им нужна была твоя "симка"?
— Не знаю… они сказали, что им надо куда-то позвонить, но позвонить надо так, чтоб звонок был как бы с чужого телефона, а номер, куда им надо было звонить, они не помнили — и потому им нужно было мою "симку" вставить в свой телефон… сначала просто просили, чтобы я шел к ним — чтобы дал им свою "симку", а потом стали требовать, чтоб я шел… вот, и здесь появился ты — вышел из лифта…
Рассказывая — объясняя Димке, что хотели от него незнакомые парни, Расим всё время смотрел на Димку виновато, понимая, что это из-за него, из-за Расима, Димка только что был готов подраться с чужими парнями — и потому, наверное, при словах "и здесь появился ты" виноватость в глазах Расима мгновенно сменилась искренней благодарностью — Расим, сам того не сознавая — о том не думая, смотрел на Димку с неподдельной теплотой… ну, то есть, с неподдельной благодарностью.
— Ну-да, и здесь появился я… — хмыкнул Димка, мысленно удивляясь, как всё это могло совпасть… как всё это удивительным, непостижимым образом совпало! — А ты как попал на чужой этаж? Там же наших нет вообще…
— Ну… я на лифте катался, — запнувшись, проговорил Расим.
— Что ты делал? — Димка невольно остановился. — На лифте катался?
— Ну, просто… выходил на каком-нибудь этаже — потом снова входил… пацаны так тоже катались.
— Какие пацаны? — Димка, с удивлением глядя на Расима, снова приподнял брови.
— Ну, наши пацаны — мои одноклассники… мы сначала все вместе катались, а потом они все свалили — им надоело, а я ещё пару раз решил прокатиться… вышел на десятом, а там эти — говорят мне: "Постой! Нам нужна твоя помощь… " Вот… а потом они стали требовать "симку"…