Невольно вздрогнув, Димка оторвав взгляд от монитора – медленно поднял голову, у з н а в а ю щ и м взглядом скользя снизу вверх по замершему в дверном проёме обнаженному юному Расику: длинные стройные ноги, по-мальчишески округлые, изящно-продолговатые бёдра, темнеющая мошонка, сквозь тонкую кожу которой рельефно выделялись двумя овалами достаточно крупные пацанячие яйца, чуть приподнятый – полустоячий – пипис с наполовину обнажённой алой головкой, кустик густых, смолянисто-черных полос на лобку, плоский безволосый живот с ямкой маленького, внутрь спрятавшегося пупка, красивая, словно два чуть приподнятых диска, грудь с матово-коричневыми кружочками сосков, изящно-округлые и вместе с тем зримо налитые, совсем не субтильные плечи, ключицы, нежная кожа шеи…
Пятнадцатилетний Расим был строен, красив, и ещё… стоя в дверном проёме, любимый Расик был необыкновенно, чарующе мил своим чуть встревоженным, вопрошающим и вместе с тем искренне недоумевающим выражением лица… "пятое время года" – пропела в Димкином сердце упоительно сладко невидимая мелодия.
– Расик… я стих сочинил… ну, то есть, стишок… небольшой стишок… – проговорил Димка, и Расиму показалось, что голос у Димы прозвучал то ли растерянно, то ли неуверенно, словно он, Дима, сам для себя не мог поверить в то, о чём только что сказал – проговорил.
– Ты что – стихи сочиняешь? – удивлённо проговорил Расим.
– Нет… это первый раз, – Димка, словно оправдываясь и вместе с тем сам удивляясь случившемуся, смущенно улыбнулся. – Вдруг проснулся… и – сочинял.
– Про что? – недоверчиво проговорил Расим, глядя на Димку с ещё большим – ничуть не скрываемым – удивлением… ну, то есть, если бы Дима сейчас признался, что летом он прыгал с парашютом, или сказал бы, что он в водолазном костюме спускался в морскую пучину, Расим удивился бы тоже, но всё ж удивился б не так… потому как в его, Расимовом, представлении Дима мог запросто совершить что-то опасное или рискованное, то есть мужественное – мужское, а сочинять стихи… это у Расика – применительно к Д и м е – в голове укладывалось как-то не очень… точнее, не укладывалось совсем – потому и спросил он не просто удивлённо, а недоверчиво: "про что?" – таким образом отреагировав на неожиданное Димкино признание.
– Ну… – Димка запнулся, и Расиму показалось, что он, Д и м а, смутился ещё больше. – Это тебе, Расик… ну, то есть, тебе посвящается, – проговорил Димка, не сводя с Расима по-прежнему вопросительного – вопрошающего – взгляда… словно он, Димка, сам всё ещё не верил – не мог поверить, что он сочинил вполне складное стихотворение.
– Мне? – у Расима от удивления чуть округлились глаза… и тут же в его округлившихся глазах живо вспыхнули-заблестели радостные искорки: мало того, что Дима стих сочинил, так он ещё и посвятил этот сочинённый им стих ему, Расиму! Ёлы-палы… это было совсем неожиданно! – Дима… мне? – переспросил Расим, словно не веря тому, что услышал.
– Ну… а кому же ещё? – искренне удивился Димка. – Расик… я прочитаю?
– Сейчас… подожди! Я сяду с тобой… – Расим шагнул в ванную комнату, сдёрнул с крючка своё полотенце, так же, как Димка, крутанул его вокруг бёдер, и так же, как Димка, опустился – сел – рядом с Димой на пол. – Всё… читай! – нетерпеливо проговорил Расим, прижимаясь к Димкиному плечу плечом своим – глядя на монитор лежащего на коленях у Димки компа-наладонника.
Димка непроизвольно прикрыл ладонью святящийся монитор, вдруг подумав, что без какого-то предварительного – предваряющего – пояснения Расим может ничего не понять… хотя, что он, Димка, мог сейчас рассказать-поведать сидящему рядом Расику? Как однажды он шел через парк, утонувший в золоте листопада? Как в том парке ему, страстно влюблённому Димке, вдруг пришли в голову три ничего не значащих слова? Но ведь всё это было давно…
Любимый Расим сидел рядом, и Димке вдруг показалось, что всё это было не просто давно, а было совсем в другой жизни – тогда, когда он, безответно влюблённый Димка, о взаимной любви мог только мечтать, приспуская трусы в постели – воображая Расика перед сном… "ничего пояснять я не буду" – неожиданно решил-подумал Димка, ощущая плечом своим плечо Расима – чувствуя, как близость парня рождает в его душе сладкую истому неутолимой любви.
– Короче, Расик… такое стихотворение:
пятое время года –
время любви Твоей!
осень ли – непогода,
лето ли – суховей,
или зима – морозы,