— Я сяду тут. Мне необходима помощь Кости по математике, — произнесла Катя заготовленную ещё дома фразу, запылав при этом ярче старинного советского флага.
Взгляд Никанора Иваныча безразлично скользнул в сторону. Суровый и усатый преподаватель математики редко любил тратить время на недостойные его внимания мелочи.
Тем не менее ученица восьмого класса Екатерина Щеглова продолжала ощущать на себе зоркий взгляд многих других глаз. Включая как глаза некоторых своих одноклассников, так и глаза собственно Свиренкова, чуть отодвинувшегося влево, чтобы дать Кате расположиться поудобней.
Свиренков смотрел на неё…
… с недоумением?
… с раздражением?
Во-первых, он всегда сидел один. Хотя используемая им парта и была рассчитана на двоих, он так привык сидеть за нею один, что даже располагался как правило посредине.
Во-вторых, он никогда не был таким уж отличником по математике, хотя и до двоечника скатывался нечасто.
Катя невольно сжала рукой телефон.
Телефон?
Катя держала его в правой руке, переведя в режим видеозахвата незадолго до входа в класс. Опоздав при этом специально минуты на две, чтобы остальные уже успели расположиться на своих местах, она старалась нести мобильный телефон так, чтобы его объектив как бы невзначай был всё время направлен вперёд.
Снимая всё происходящее.
Она зарделась сильнее, думая о том, что ей предстояло сделать, о том, что ей совершенно не хотелось выполнять.
Но что она могла? . .
Она пыталась протестовать, пыталась, чуть ли не впервые за очень длительный срок с начала всей этой эпопеи, непререкаемо заявить, что никогда не пойдёт на это. Шантажист в ответ лишь насмешливо вывел на экран некоторые из снятых им видеороликов, видеоролики с примерной девочкой Катей, чувственно обнимающей бёдрами деревянную вешалку, с хорошей девочкой Катей, взволнованно и придыхающе рассказывающей повесть о том, как её почти изнасиловали в магазине.
Добавив чуть позже, что часть сделанных материалов — включая написанную почерком Кати занимательную историю о произошедшем с нею двумя неделями ранее — он обязательно пошлёт, помимо родителей Кати и помимо её сетевых знакомых, собственно самому Косте Свиренкову.
Сердце Кати замерло на миг от одной этой мысли.
Но, с другой стороны, так ли уж лучше или легче то, что она собирается сделать сейчас? Сумеет ли она вообще?
Катя ощущала себя шалавой.
Наклонившись и сделав вид, будто бы ищет что-то в портфеле, она дождалась, пока возможные наблюдатели не потеряют интерес к её действиям, после чего — знакомым уже молниеносным движением — отрезала длинную полоску скотча и прикрепила телефон к внутренней поверхности парты.
Превратив в стационарную видеокамеру.
Наклонив набок.
Шантажист, по крайней мере, твёрдо обещал ей, что не применит никоим образом полученную запись во вред Свиренкову. "Ты помнишь, я ещё ни разу не нарушал суть данного обещания. Мне это попросту неинтересно — по причинам спортивного рода. Интересней ловить кого-то на неточно данных обещаниях, чем напрямую нарушать их".
И Катя, готовая уже было нырнуть в раскалённое горнило пожизненного позора, лишь бы только не подставить Костю, — в ней уже созрело это намерение, достойное героини анимэ, — отступила.
От неожиданности, быть может…
— Повторим усвоенный нами вчера материал, — веско произнёс Никанор Иванович. — По крайней мере, пусть его повторят хотя бы те, кто действительно что-то сумел усвоить.
Стремительные движения мелка в руке учителя выписали на доске длинное многоэтажное уравнение.
Как здесь, спрашивается, найти икс?
Или хотя бы игрек.
Ученики и ученицы низко наклонились над партами, перенося на бумагу своих тетрадей изображённое на доске. Склонился над бумагой и Костя. Склонилась, по крайней мере внешне, и сама Катя, хотя кончик её шариковой ручки едва касался тетради.
Её левая рука неспешно проникла под парту.
Скользнув по краю её собственной юбочки, ладонь Кати легла на Костино колено.
Вздрогнув, Свиренков перестал писать.
Вспыхнув от стыда ещё пуще прежнего, ощущая, будто будет гореть в аду, но в то же время понимая, что пути обратно нет, Катя передвинула руку вверх по джинсовой ткани. Доведя ладонь до развилки и не будучи вполне уверенной в том, что следует делать дальше, прижала её плотно через ткань к уже напрягшейся плоти. Провела ладонью по кругу в районе металлической молнии, ещё и ещё, от волнения забыв дышать, чувствуя себя шлюхой и одновременно чувствуя, как с каждым виражом уподобляется стали плоть под её пальцами и под синей материей брюк.
Дыхание Свиренкова тем временем заметно отяжелело. Приблизительно как — вспомнила вдруг Катя — у неё самой, когда она стояла у окошка злополучного киоска.
Воспоминание об этом добавило краски её щекам.
Пальчики начинающей шалавы, только что залезшей парню между ног прямо на уроке, да ещё и снимающей это на видео, отыскали язычок металлической молнии — выгнувшейся дугой изнутри под натиском неукротимо рвущейся наружу плоти — после чего нерешительно за него потянули.