От редакции: текст попал в редакцию в предельно растрепанном виде, поэтому сохранена вся сырая его структура.
1.
Столичный семиклассник приехал в Бердянск на каникулы. Женя встретила его на вокзале. Она помнила его годовалым, приготовилась сюсюкать, а он, плечистый, в бледноголубых рваных джинсах и черной футболке с Оззи Осборном был ее роста, стоял лениво и насмешливо улыбался.
В однокомнатной квартире Жени готова была раскладушка. Жаркий вечер плавно переходил в душную ночь. Женя стояла под душем — сегодня ночка отменяется. Она запустила пальцы в курчавую долинку и слегка потерлась там: нет, сегодня выходной, не стоит и начинать. Она все же потрогала свои груди — они уходили как два ледника с темнокоричневыми ягодками. Не сдержалась, завернула сосок между указательным и средним и кратко ойкнула. Снова пустила руку вниз, покрыла средним пальцем нежноразвальную щель и — нырнула туда. Скоро к среднему присоединился указательный, потом большой боком стал трогать и трогать вздувшийся петушок в верхнем нежном углу. Другая рука, левая, с мыльным указательным залезла сзади в тугую дырку — неохватное получилось объятье. Ягодицы скрипели, внутренние гладкие бедра вжимались друг в друга так яростно, как будто готовили сметанный фонтан внутри, там, где сладко саднило и крутилось вверх тормашками, — мальчик позвал к телефону.
Прекратила, фонтан опадал медленно, толчками и пока вытиралась везде с нажимом, то снова не сдержалась, войдя в капризно морщенную наподобие множественных губ глубину гладким черенком зубной щетки. Было мало, хотя и двигала ее веретенообразно. Мало, мало! Она вышла в халате, тряся рассыпанными витыми волосами и собирая их в две ладони.
— Иди, ополоснись, — сказала мальчику. — Душно сегодня.
Мальчик шумел, фыркал, орал ломающимся баском металл и появился, когда Женя лежала голая, как обычно, с пультом в руке, высунутым наподобие пулемета по всем программам из наброшенной простыни. Мальчик в плавках. Плавки с горбом и ниже побиваемые ногами яички. Лег. Широко зевнул.
— Ой, — сказал он. — Скрипит.
— Ничего. Молодой, — сказала Женя. В телевизоре мелькнул кабельный хуй, вонзаемый сзади через разверстую женскую задницу. Хуй мелькнул, но молча существовал в заседании кабинета министров, наводнении на Аляске и опять рекламная сцена поцелуя — его рука лезет и мнет ее загорелую грудку. Женя снова попала в кабель, и снова хуй теперь уже взвивался в кулаке хозяина и полузакрытыми глазами, нижней выпяченной губой китаянка ждала фонтана — Женя давила кнопку, та не поддавалась. Хуй рычал все громче, хрипел, она подстанывала — мальчик открыл от изумленья рот, сущее дитя. Одновременно с первым выбросом струи, когда она уже летела на ее лоб, кнопка сработала — красная. Стало темным-темно и тихо-тихо. Что-то надо было сказать.
— Безобразие, — сказала Женя, держа указательный двумя фалангами во влагалище. — Совсем стыд потеряли.
— Ничего так у вас в Мариуполе! Круто! — восхищенно заявил мальчик.
— Что, у вас в Москве такого нет? — спросила Женя, поднося влажный палец к губам.
— Не, у нас порнуха на видиках.
— Ты что, смотришь?
— Ага.
— Зачем? — удивилась Женя. Ведь ребенок же, что понимает?
— Зачем? — переспросил он. — Мастурбирую.
— Что-о? — поразилась она откровению.
— Ну, это… Когда стоит и стоит, потом же его ломит. А я сдрочу и хорошо. Правда, если не выключишь, то тут же снова. Один раз такая попалась с этими, ну, две тетки целуются, что я восемь раз сдрочил. Уж голова кружится, меня шатает, а я дрочу! Смех один.
— Но это же вредно для здоровья! — искренне взволновалась Женя. — Это как наркомания!
— Да нам говорили в школе на уроке семьи. Ну а чего я, если вижу? Иногда ночью во сне как встанет! Что делать? Иду в ванную и над раковиной дрочу, дрочу и все никак! Он уже красный и ни в какую! Да, ночью трудно кончить.
Настала очередь Жени открыть рот и выкатить глаза. Вот так малыш! Вот так воспитание двоюродной сестры Оли!
— А мама знает о твоих… трудностях?
— Ну так она же мне еще в прошлом году, когда показывали по телеку там тетка в рот брала, правда со спины, так я чуть сознание не потерял и начал в штаны дрочить. Она испугалась, говорит, ты лучше возьми порнуху и когда один, сделай это, а то мне плохо. Переживает, как и вы. Говорит, вредно.
— Ну… — не нашлась, что сказать Женя. — Давай, спи. Порнухи у меня нет, видика нет. Отдохнешь.
— Да, отдохнешь, — пробурчал мальчик. — Как же… А вы что, уезжаете куда-нибудь?
— Я тут при чем?
— Ничего себе — при чем. У вас такие муцы-пуцы, что я уж не смотрю, а то не дай бог.
— Я твоя тетя! Я сестра твоей мамы, ты понимаешь? Как ты можешь даже думать об этом? Это страшный грех!
— Так я же и говорю, что стараюсь не смотреть. Что, лучше было бы, если бы я втихую пошел в ванную и сдрочил на вас?
— Ты действительно можешь именно на меня? — почему-то поразилась Женя. — Ты ведь не видел меня, ну, как на видике?
— Так у вас же ноги такие гладкие и загорелые! А платье как обтягивает сзади? Даже трусы вдавленные. Я уж молчу про вырез. Вы мне кофе наливали, я как глянул, а там такие вот белые-белые, прижатые друг к дружке! Да у меня, если хотите, сейчас в ванне он так на вас стоял! А я сдержался, петь начал.
— Все! Спи! — приказала Женя, нащупала в тумбе ночную рубашку и села, чтобы ее надеть.
Мальчик приподнялся на локте, тоненько скрипнув раскладушкой.
— Чего? — шепотом спросил он.
— Того! — сказала Женя. — Рубашку надеваю от твоих бесстыдных разговоров.
— Так вы были… голая?! — истекающим, последним шелестом спросил мальчик.
— Я всегда голая сплю, что тут такого? На юге все голые спят.
Мальчик упал головой на подушку и тут же, без остановки, раскладушка затряслась, завизжала.
— Эй ты… ты что?! — вскричала Женя. — Я тебя завтра же утром, нет, сегодня ночью обратно отправлю, если не прекратишь!
Он тут же затих. Значит, управляемый. Немного отлегло.
— Ты думай лучше о том, как завтра на пляж пойдешь. Можешь плавать?
— Думай… Разве я могу думать, когда он стоит не согнуть? Он же болеть будет потом, я-то знаю. Все яйцы как каменные сделаются.
— Ну… — Женя растерялась. — Ну, тогда иди в ванную, что ли.
Мальчик молча вскочил и звонко пошлепал по линолеуму. Двери он не закрыл и через прихожую доносился его прерывистый задыхающийся горловой звук. Наконец, он громко страстно закричал так, что Женя почти вонзила весь навильник ногтей через рубашку. Достал он и ее.
Он вернулся и молча лег. Спустя минуту-две рывком перевернулся.
— Что ты? — спросила Женя шепотом.
— Снова… — пробурчал он.
— Не может быть, — решительно сказала Женя. — Так не бывает. Значит, ты там не сделал.
— Ничего себе не сделал! Такой фонтан прямо на кафель! Еле собрал в ладошку.
— Ладно врать-то. Расхвастался.
Мальчик вместо ответа вскочил и снова побежал в ванную. Женя в очередной раз раскрыла рот. Нет, этого не может быть!
Она встала и пошла убеждаться. Света в ванной не было, как она поняла — для лучшей фантазии. Она включила и замерла с привычно раскрытым ртом: мальчик управлялся со своим хуем (иначе она не могла назвать это беззаконие) двумя руками! Он гнал его сантиметров по двадцать туда и обратно! Сколько же там его?!
— Господи, — сказала Женя. — Это что ж у тебя за хуй-то такой вырос? Откуда?
— О-о! — простонал мальчик, щуря на нее зеленые глаза и убыстряя свой гон до машинного, паровозошатунного.
— Стой! — закричала Женя. — Не могу я больше! Дай сюда!
Мальчик сбросил руки сзади бедер, выслав хуй в зенит почти к своей груди, так что Жене пришлось нагнуться только кивком, чтобы прижать губами темномалиновую головку — и только она всосалась, как мощная едкоклейкая струя хлюпнула в ее рту. Она от неожиданности сглотнула. И следующую порцию. И еще. А хуй продолжал дыбиться, ни единая долька его не сжалась, не пожухла.
— Что? — прошептала Женя. — Разве такое бывает?!
— Дайте мне, а? — умоляюще прошептал мальчик. — Один только разик! Я только туда и там останусь, где скажете! И никогда больше, честное слово!
— Если бы даже я тебе дала, то как? Сколько он у тебя?
— Ну… тридцать два…