Я работаю у богатой молодой женщины домработницей. Она платит мне больше чем положенно, но даже непонятно, почему. Она даже на меня не ругается за мои проступки. Помнится, когда я случайно при ней разбила дорогой будильник, она на меня посмотрела как-то… Вобщем этот взгляд был мне незнакомым. Как будто ей было безразлично. Я думала, что она меня уволит, по этому я упала на колени перед ней. По крайней мере так ей показалось. Я не хотела так показаться. Я просто упала с мыслями о том, что все кончено. Я — сирота, мне жить негде. Живу я у нее. Она увидела меня на коленях перед собой, и ей стало жалко. Жалко, если она меня уволит. Странно то, что только я и моя хозяйка живем в одном доме. Она на меня не смотрит как на подругу и она совсем неразговорчива. Будто ей нравится одиночество. Я на такую большую зарплату стараюсь ее не разочаровывать. Стараюсь ей во всем помогать. Я немного капризная, но ей не надоедаю. Чувствую себя более спокойно, что она, в отличии от некоторых, не тиранка, но иногда меня смущает, что она постоянно заходит заниматься своими делами именно в ту комнату, где я работаю. Полмесяца назад она меня подобрала с улицы. Это был мой счастливый день. Правда я тогда не знала ее правил и боялась ее наказаний, в кавычках или без них. Сейчас она ко мне относится как к вещи, к которой эмоции не обязательны. Она при мне не улыбается, не злится… Просто без эмоций. Вот моя хозяйка приходит домой, я как обычно рада ее приветствовать. Теперь по расписанию мне надо протирать пыль. Я пошла в гостинную. Я нахожусь там одна, протираю аккуратно и думаю о том, как бы хозяйка сюда не вошла. Мне не спокойно, когда она за мной следит, что она и любит делать. Внезапно я услышала ее шаги. Они становятся все громче и громче. Хоть бы она прошла мимо! Я перепугалась, когда услышала, что двери этой комнаты открываются и сюда заходит она. Я продолжала протирать при ней. Я не знаю куда она смотрит. Я от нее отвернута. Поворачиваться в ее сторону я стесняюсь. Я продолжала выполнять свою работу. Она села на кресло. Я уже так покраснела, что стала неуклюжей. Роняла тряпку, случайно опрокинула ее любимые духи. Когда они начали падать на пол, я схватилась за голову. Они упали, но не разбились.
— По аккуратней! — сказала она.
— Извините!
Подобрала, положила на место. Надеюсь это не повлияет на мою зарплату. За что же она всетаки мне платит больше чем положенно?
— Ты протирала в моей спальне? — вдруг спросила она.
— Нет еще!
— Так пойди и протри!
С чего такая срочность? В принципе это не мое дело. Я пошла в ее спальню и продолжила свою работу. Она опять зашла сюда. Мне это не нравится. Мне кажется, что она завела меня в ловушку. Она из тумбочки у себя достала коробку. Протирая, я оглянулась посмотреть, что она делает. Она обувает длинные черные кожаные сапоги, которые она вытащила из этой коробки. Я продолжила и услышала шуршание кожаных или латексных сапог, стуки их высоких шпилек, шум ее кровати. Она на нее легла. Опять шуршание сапог… Я решила посмотреть, что она делает на кровати и переключилась на другую мебель. Я переходила к стенной мебели, проходя мимо ее кровати. Она на меня смотрит. Мне страшновато становится. Мне уже хочется кричать на помощь, но я просто буду глупо выглядеть, так как окончательного повода не нашла. Теперь услышала шум кровати и резкое шуршание сапог, затем стуки шпильками об пол. Сердце мое сильно забилось. Мама! Она подходит ко мне. Вдруг она внезапно прижалась к моей спине, рукой обняла, другой схватилась за мою киску. Ааа! Меня словно током ударило. Я дернулась, вскрикнула, затем, через секунду, продолжила свою работу, чтобы она не заметила, что я остановилась. Ее рука отрывается от моей киски, выхватывает у меня тряпку и отбрасывает в угол комнаты.
— Ложись на кровать! — вдруг я услышала ее приказ холодным голосом.
— Не надо! — молила я о пощаде.
— Будешь возражать — уволю!
Господи… Я пошла лечь на ее кровать. Она никогда не разрешала на нее даже садиться, а тут сразу лечь. Она же, боюсь, меня сейчас изнасилует! Она встала надо мной на четвереньках, заблокировав мои пути к отступлению.
— Расстегни мою рубашку! — приказала она.
Не хочу, но, боюсь, придется. Я потянулась к ее верхней пуговице, отстегнула, затем ниже и ниже. Расстегнув последнюю пуговицу я распахнула верхнюю одежду.
— Снимай! — снова приказала.
Мне страшно. Я хочу убежать, но не могу. Я хочу закричать, но она разозлится. Я не нахожу других вариантов, кроме как подчиняться. Я расстегнула пуговицы на рукавах и сняла с нее рубашку.
— Теперь бюстгалтер! — скомандовала она.
Не могу поверить, что делаю это с женщиной. Как ей объяснить, что я не лесбиянка? Я начала искать застежку и расстегивать. Я думала, что мне повезло, что я устроилась к женщине, а не к мужчине, которые чаще всего пытаются использовать домработниц по иному назначению. Так, расстегнула. Начала снимать. Когда она полностью была голой выше пояса, она ко мне прижалась и начала целовать меня в губы. Такое чувство, будто она меня ест. Я начала сопротивляться и мычать сквозь поцелуи. Она схватила мои руки и прижала их к кровати. Теперь даже шевельнуться нельзя. Мне пришлось ощущать вкус ее язычка, который насильно врывался в мои уста. Я не готова продолжать. Меня это не удовлетворяет. Неужели я для нее — рабыня? Мне не хочется смириться, но и не хочу потерять работу и вернуться на улицу. Мне принесло удовольствие от того, что она, наконец, оторвалась от моих губ.
— Теперь сними с меня юбку и трусики! — продолжила она.
Теперь понятно, почему она мне платит больше чем положено. Господи, я обречена! Я не могу всетаки смириться, но я подчинюсь. Я нашла молнию на ее юбке, расстегнула, сняла. Я не таким себе представляла первый секс. Взялась за бока ее трусиков.
— А это снимай медленно! — отдала следующий приказ.