Я положила руки на ее талию, начала снимать ласкающим движением. Надеюсь, хоть это поможет смягчить эту "пытку". Я сняла ее трусики и отбросила.
— Теперь не сопротивляйся и лежи спокойно!
Я не хочу знать, что будет, если не буду слушаться. Она начала с меня снимать футболку, затем она схватилась за пояс юбки, приподняла, вывернула, подтянула, опять вывернула, подтянула. Она, таким образом, закатывая на поясе, укоротила мою мини-юбку в два-три раза. Затем сняла с меня лифчик, стянула белые трусики. На мне только юбка, и то, почти ничего не прикрывает. Она опять принялась меня насиловать. Она гладит меня по груди, по киске, одновременно целуя в губы, вторгается своим языком в мой рот. Я боюсь даже защищаться. Я просто лежу на кровати. Она взяла меня за бока и перевернула на себя. Теперь я стою над ней на четвереньках и только принимаю ее ласки и поцелуи. Я ее вообще не трогаю. Она меня трогает. Обнимает и прижимает мое тело плотней к ее телу. Затем опять перевернула меня под себя. Она с меня встала. Она что-то задумала. Я попыталась встать, но она подошвой сапоги толкнула меня обратно к постели и прижала, не давая вставать. Она еще и надавила шпилькой на живот. Мне больно! За что она так? Из-за каких-то проклятых дорогих ее любимых духов?
— Лежи и не смей даже шевельнуться! — скомандовала она.
Что она задумала? Она отошла к столу, открыла ящик и начала там копаться. Что она там ищет? Могут быть наркотики, могут быть таблетки Виагры, может быть снотворное, может быть фотоаппарат… Что бы это ни было, чувствую, что это ужасное. Стала ее умолять:
— Не надо, пожалуйста!
Ее это не остановило. Она покопалась еще немного, достала оттуда что-то. Это твердое, металлическое. Подходит ко мне медленно, спрятав руки за спиной. Подошла и опять поставила ногу в сапоге мне на туловище. Затем высунула одну руку. У нее в руке какая-то тонкая деревянная палка. Вытащив из за спины она приподняла ее концом мою голову, затем надавила им на горло, причинив мне боль. Она показала из за спины другую руку. В ней были наручники. Боже! Меня наказывать будет. Она их протянула со словами:
— Пристегнись наручниками к спинке!
Я заплакала. Потянулась рукой к ее палке, а она им сильнее надавила на горло. Неужели не заметно, что я плачу? Я не хочу это делать, но все равно взяла наручники.
— Я жду! — сказала она.
Я осмотрела их, медленно сжав в кулаки руки, я их отстегнула, затем продолжила осматривать. Я не одену их! Мне все равно, я их не одену. Она же меня измучает, пока я буду беспомощна. Она отложила палку, села на мой живот, выхватила наручники и ими насильно пристегнула мои руки к спинке кровати. Затем нагнулась и целовала меня в щеки, где остановились мои слезы. Она снова взяла палку, поводила им по моему телу сверху вниз, затем засунула ее под пояс, касаясь концом палки моего лобка. Она им надавила, упирая середину палки о мой пояс юбки, доставляя боль.
— Мне больно! — сказала я со слезами.
Она вынула палку, затем им развела мои ноги и, потом, им потерла между моих половых губ.
— Не надо! Не делайте этого! — продолжала я заплаканным голосом, — Пожалуйста!
Она перестала, потом палкой провела по моим щекам, вытирая слезы, поднесла к своим губам и об них вытерла.
— Ты — плохая домработница. Тебя нужно наказать. Отдохни, а через час я вернусь.
— Не надо меня наказывать. Я буду хорошей. Пожалуйста, дайте мне шанс!
— Ты посмела уронить мои любимые духи.
— Я прошу прощения! Простите, пожалуйста!
— Ты готова встать на колени ради прощения?