— Суховато. — ответил доктор, облизывая палец и снова вводя внутрь. — И излишне напряжена. Попробуем подготовить сами. А ты пока ноги ей подержи.
Николай Федорович снова обошел кровать и подхватив женские ноги под коленями задрал их вверх. Отто Карлович опустился перед промежностью на колени и приник губами к клитору, не прекращая ворочать пальцем внутри влагалища.
— Готова! — поднялся он на ноги через несколько минут, демонстрируя Николаю Федоровичу блестящий от выделений палец. — Подержи ее так, а я за Прохором схожу.
*****
Николай Федорович аккуратно запечатал конверт, надписал и отложив перо в сторону наконец-то обратил внимание на Прохора. Тот довольно долго уже переминался перед огромным дядиным письменным столом, гадая, зачем его позвали.
— Прохор, будь любезен, напомни, сколько вы с супругой у меня гостите?
— Неделю, дядя…
Именно неделю назад Прохор с молодой женой прибыл в Петербург и остановился в дядином особняке. Для всех считалось, что он находится здесь по делам отца — весьма заметной фигуры в купеческом обществе родного городка. На самом же деле и он и дядя понимали, что главной целью было показать молодому человеку столицу и, чем черт не шутит, завязать полезные знакомства в высшем обществе.
— Вот именно. — Николай Федорович достал из шкатулки сигару, покрутил в руках и положил обратно. — Я наблюдаю за тобой целую неделю, и твое поведение внушает мне опасения. Ты не заболел?
— Дядя, с чего вы взяли?
— Как тебе сказать, Прохор… Молодые люди в твоем возрасте, как правило, гораздо более энергичны и веселы. Тем более впервые попав в большой город. А ты приемов избегаешь, от прогулок отказываешься… Да вот я только вчера тебя в оперу звал — так ты больным сказался, не поехал.
Прохор растерянно пожал плечами, давая понять что сказать ему нечего.
— Поскольку пока ты здесь я несу ответственность перед твоим отцом за все, ты сейчас же отправишься к доктору. Очень хороший доктор, старой закалки, не то что нынешние. Вот передашь ему записку. — он подал племяннику только что написанное письмо.
Племянник вздохнул, но конверт взял.
— Все, иди. Кузьма тебя отвезет.
— Ну-с, юноша, рассказывайте… — доктор дочитал записку и поднял глаза на Прохора. — Что вас так угнетает?
— Все хорошо, Отто Карлович. Не знаю, с чего дядя взял, что я… .
— Ну не надо, не надо! Я вашего дядюшку знаю уже, слава богу, лет тридцать и вполне доверяю ему и его наблюдательности!
Прохор сдался и принялся что-то неразборчиво мямлить.
— Молодой человек! — послушав с минуту, возмутился доктор. — Ну что за чушь вы несете!? Вы тогда уж сначала врать научитесь! Я же не из любопытства спрашиваю, я вам помочь хочу. Вот, дядюшка ваш пишет, вы чуть ли не в отшельники записались… а я, между прочим, в ваши годы вовсю за девицами ухлестывал. У вас-то, как я вижу, законная супруга имеется, но все же… неужели никогда на сторону не тянуло?
— Что вы, Отто Карлович! Как можно?! — искренне изумился Прохор.
— Как-как… Как все. Ну а с супругой-то у вас, смею надеяться, все в порядке?
Внимательно вглядевшись в молчащего парня, доктор подбодрил:
— Ну, смелее же, не стесняйтесь! Пациент должен доверять доктору.
И тут Прохор, переборов себя, начал выкладывать все. И про то, что жена, воспитанная матерью в строгих правилах, супружеские обязанности считает именно обязанностями, причем не особо приятными. И что он допускается к телу раз в месяц, в полной темноте и под одеялом. Сама же Катерина Дмитриевна лежит при этом не шевелясь, демонстрируя полную незаинтересованность в происходящем. Прохору же, как и любому нормальному человеку его возраста, этого было катастрофически мало.
— Понимаете, Отто Карлович, я же еще в гимназии с друзьями разные картинки разглядывал, ну… вы понимаете какие! Там такое изображено — вспомнить стыдно! А тут… Эх! И редко опять же…
— А в бордель вы не пробовали? Вот хотя бы на соседней улице от дядюшкиного особняка? Уверяю, вас там примут с распростертыми объятиями. И девочки хороши, я знаю, они ко мне раз в месяц на профилактический осмотр ходят. . Хотите, я вам рекомендацию дам? Обслужат в лучшем виде!
— Не хочу… Бордель… Как-то это все грязно…
— Ну тогда хоть любовницу заведите… Сейчас нравы-то попроще стали, чем во времена моей молодости. Все-таки двадцатый век на носу. Прогресс на месте не стоит — паровозы, электричество, синематограф и в дополнение к этому потрясающая распущенность. Эх, мне бы ваши годы!
— Я бы не против, но это же долго… Ухаживания всякие… И Катерина Дмитриевна заметит…
— Ох, молодой человек! Я вижу, вы там в провинции не вполне понимаете современное падение нравов. — доктор горестно вздохнул — Но может это и к лучшему. И что мне с вами делать? Впрочем, если вы, Прохор, не возражаете, мы с вашим дядюшкой попробуем вам с этим помочь. Разумеется, все сохранится в строжайшей тайне. Согласны?
Конечно, Прохор согласился. Вернувшись, он немедленно сообщил дядюшке о том, что доктор не обнаружил ничего страшного и обещал что вскорости все будет хорошо, не вдаваясь, впрочем, в подробности. За ними Николай Федорович после обеда сам отправился к старому другу.
— Ну что, Отто, как тебе мой племянник? — развалился он в кресле, раскуривая сигару.
— Провинция… — небрежно ответил тот. — Мальчик робок, даже с женой, а гормоны свое требуют. Супруга, воспитанная маменькой в добродетели, как та ее понимала. Вот и все.
— А-а-а, понятно… Видали мы и не такое. И что ты ему пообещал? Вернувшись, он выглядел обнадеженным.
— Пообещал помочь ему с дамой, не слишком строгой в вопросах морали.
— Это кого же ты имеешь в виду? — заинтересовался Николай Федорович и даже привстал с кресла — Я ее знаю?
Доктор усмехнулся:
— Знаешь конечно. Катерина Дмитриевна, его же жена.
Николай Федорович разочарованно плюхнулся обратно: