Может, не в таких чрезмерных количествах — да, сегодня мы слегка увлеклись, перегнули палку. Но ведь можно делать то же самое, но маленькими порциями. Думаю, что после одного раза целую неделю… Хотя кто знает, может, и меньше… Одним словом, поела — и сыта… какое-то время. Работа у нас у всех нервная, нужна разрядка, а нормального мужика найти трудно. Вон, Вера подтвердит, — и Вера грустно кивнула, — А нам с Алей нужны новые ощущения, правда, Аль? Итак, девчонки: мы нашли клад. Точнее, я ни при чем — это везение одной и настойчивость другой позволили нам троим вытянуть счастливый билет. Так что я компенсирую свое неучастие за счет хранения этого билета.
Подруги опять помолчали.
— А если не получится? — спросила Вера.
— У него? — усмехнулась Катя.
— Не захочет.
— Окажется там же, где и был — на улице. А так — дом, стол, бабы. Да девять из десяти мужиков ни о чем другом не мечтают.
— Слишком все просто и красиво, — подала голос Аля, — Уже поверьте моему опыту: все, что на первый взгляд выглядит просто и красиво, заканчивается сложно и отвратительно.
— Чем мы рискуем?
— Не знаю пока.
— Ничем, — сказала Катя, — У него будет выбор — либо вернуться на улицу, либо делать все, что я ему скажу. Не бойтесь, девчонки, я все беру на себя… Кроме расходов — расходы поровну, — и Катя обвела подруг взглядом.
— Ладно, — задумчиво сказала Аля, — давай попробуем. Только ты уж сама все сделай, раз вызвалась. Мне еще для мужа надо легенду сочинить про крикунью…
— Аля, ну хватит уже! — Вера даже попробовала повысить голос, но лишь болезненно схватилось за горло, — Я же извинилась! У меня тоже, знаешь, за это время восемь звонков было, теперь два дня разруливать.
— Отлично, — просияла Катя, — я все устрою и вам сообщу…
И подруги, не сговариваясь, посмотрели на голое тело, развалившееся в кресле…
*****
Вера, окончательно потеряв контроль над собой, забыла человеческую речь и вновь протяжно завыла. Боясь задушить ее, Аля лишь приближала ладонь к ее дергающемуся рту, чтобы хоть рассеять крик, но Вера только билась об ее руку то мокрыми губами, то зубами, то носом. "Скорее кончай, дура", — шипела брюнетка, понимая, что остановить это сношение труднее, чем поймать рукой летящий артиллерийский снаряд. Словно подчиняясь приказу (на самом деле она ничего не видела и не слышала) , блондинка выгнулась дугой, опираясь на затылок и пятки, и замерла так, даже не дыша. Слюна изо рта текла прямо в ноздри, заливала закрытые глаза, стекала по лбу, прилипала к волосам. "Умерла?" — пронеслась у Али мысль. Но Вера вдруг, разом ослабив мышцы, шлепнулась на кровать так, что запели пружины, и по ее пухлому телу пробежали волны. Широко открыв рот, она стала со свистом хватать воздух…
Аля даже не успела посмотреть на Витю. Он облапил ее, поставил на четвереньки и вошел так быстро, глубоко и напористо, что она слетела бы с кровати, но бомж плотно держал ее за таз. Толстенный шланг ходил в ее влагалище с той же неимоверной скоростью, что и в теле Веры только что. Первые несколько фрикций Аля пыталась вырваться, но сильные руки до боли, до красноты, сжимали ее талию, а член дубасил ее внутренности. Он проникал гораздо глубже, чем при первом сношении, и ей сквозь возбуждение, боль и головокружение чудилось, что он касается прямо бешено скачущего сердца! Еще ей подумалось, что головка вот-вот вылезет у нее изо рта!
Прошло несколько минут, Аля слегка успокоилась, и только упиралась руками в ползающую простыню. При этом она прижала свои роскошные черные волосы к кровати, но даже не чувствовала боли. Она даже подумать не могла, что эта чудовищная елда может так глубоко проникать и так плотно касаться всех стенок. "Ты этого хотела, — вновь пронеслась безумная мысль, — так получай!". "Держаться, держаться, — вспыхнуло потом, — нет, не смогу, вот сейчас, как прекрасно, твою мать, не могу, сдохну от удовольствия, держаться, познать до конца, вообще пиздец, улететь, сука, как хорошо, хорошо, хоро-о-о… ". Руки перестали ее держать, она скользнула ладонями по влажной простыне и рыбкой слетела с кровати, кончив уже в полете. Падая, она ударила саму себя коленом в губу, и кровь тонкой струйкой потекла по щеке, но Аля этого не замечала — она была в обмороке…
Витя встал, повернулся и лицом к лицу столкнулся с Катей. Она смотрела на него, как подсудимый на палача. Никто, даже она сама, не знал, чем именно она занималась, пока бродяга протыкал ее подруг своим немыслимым копьем. Они стояли напротив друг друга, и дрожащая рыжеволосая голова была где-то на уровне его бешено вздымающейся груди…
Усевшись на кровать, бомж легко, как пушинку, поднял ее за подмышки, оторвав от пола, и насадил на член. Катя смогла лишь упереться ступнями в кровать. Обезумевший от возбуждения Витя, как резиновую куклу, поднимал и опускал ее, причем — о чудо — опускал до самого конца, так, что редкая поросль его лобка сцеплялась с густыми рыжими кудряшками ее промежности, а его мошонка шлепала по ее мальчишеским ягодицам! Вскоре Катя тоже утратила ощущение реальности. Она лишь прижимала руки к груди, а ладони — к лицу, и только ее огненная грива то вставала дыбом, обнажая ее виски и делая ее почти лысой, то капюшоном накрывала всю ее голову, вместе с лицом.
Катя не потеряла сознание, нет. Она вдруг словно вышла из собственного тела, наблюдая себя со стороны, причем наблюдая совершенно бесстрастно: "Вот на кровати сидит высокий голый мужчина и размахивает в воздухе голым телом маленькой рыжей девушки". При этом Катя не чувствовала ни боли, ни наслаждения, ни удивления… Витя словно мастурбировал свой член, только не огромной ладонью своей, а объектом чуть большим по размеру, но тоже теплым и мягким, снабженным, по какой-то странной прихоти природы, конечностями, головой и грудью. Поэтому, когда Витя все же кончил, он бросил гибкое тельце на кровать и стал обильно и безостановочно выплескивать на него потоки полупрозрачной вязкой жидкости. Часть этих струй упала на лицо, на котором застыла блаженная гримаса, часть — на упругие шарики с сосками, часть — на плоский живот, часть — на густую красную шерсть внизу живота. Но чаще всего семя длинными плевками падало на смятую влажную простыню…
… Сколько прошло времени — никто не знает. Может, минута, а может, и два часа. Первой очухалась Вера. Некоторое время она с ужасом оглядывалась, рассматривая рядом с собой — Катю, чье тело было покрыто белыми разводами, а лицо — волосами, прилипшими к поту и сперме. Потом — Витю, спящего в кресле. И наконец, бесформенную груду плоти, оказавшуюся, при ближайшем рассмотрении, ее подругой Альфией Орловой. Она лежала на спине, подогнув одну ногу к окровавленному лицу, а другую вытянув в сторону. Если бы не Витя, эта сцена живо напомнила бы их пробуждение после той ночи в родительском особняке…
— Катя, — шепотом сказала Вера, прикасаясь к казавшемуся безжизненным телу, — Очнись…
Катя открыла глаза быстро, как человек, притворяющийся спящим. Она мгновенно села на кровати, отодрала с лица слипшиеся волосы, посмотрела сначала на подругу, потом — на Витю и провела по своему телу руками. Ее пальцы обволокла тугая слизь. Катя непонимающе поднесла руку к лицу, вдохнула, опять ошарашенно посмотрела на блондинку и вдруг, словно прозрев, длинно выругалась. Потом она попробовала встать, но села обратно — голова закружилась. После этого, собравшись с силами, она тяжело поднялась и, как ребенок, делающий первые шаги, хватаясь за мебель, медленно, неуверенно и неустойчиво побрела в сторону ванной.
Вера была в чуть лучшем состоянии. Она с помощью легких шлепков по щекам привела в чувство Алю. Та тоже долго понимала, где она находится и что здесь произошло, и тоже, осознав, построила многоэтажную матерную конструкцию.
— В ванной Катя, не ходи туда, — зачем-то сказала Вера.
— В рот я ебала твою Катю, — ответила хозяйка, просто не поняв смысла фразы. Правда, идти ей удалось куда быстрее и прямее, чем предшественнице.
Вера торопливо двинулась следом. Ей тоже, как и подругам, хотелось поскорее встать под ласковые струи и смыть с тела грязь и главное — неимоверную усталость…
Через полчаса три женщины, уже полностью одетые, сидели у маленького стола и жадно ели пиццу, которую быстро разогрела горничная. Не меньшим, чем пицца, спросом, пользовался холодный сок: они лакали его так, словно месяц провели в пустыне. Витя все еще храпел в кресле. В подругах даже внешне изменилось многое: Аля заклеила разбитую губу пластырем, у Кати обозначились глубокие синяки под глазами, словно ее били, и морщины на шее, и выглядела она уже не школьницей, как обычно, а старухой. Что же до Веры, то она разговаривала хрипло и полушепотом — сорвала голос. Если же говорить об изменениях в их внутреннем мире, то они были гораздо более глобальными…
— Что с ним будешь теперь делать? — спросила Катя.
Аля пожала плечами.
— Упускать его нельзя, — вкрадчиво продолжала рыжая.
— Нельзя, — подтвердила Вера.
— Раз так, возьми его к себе на фирму, — раздраженно сказала Аля.