Артём, прикрывая свой член ладонью — укрывая его от глаз Марата, невольно вдавил ладонь в напряженно гудящий ствол, и это мгновенно отозвалось всплеском остро кольнувшей сладости во всём теле, и особенно — в мышцах ануса, так что Артём помимо воли вдавил ладонь себе между ног еще сильнее, что со стороны могло выглядеть как желание укрыть, упрятать свой член еще надёжней от Маратовых посягательств…
— Блин, ну чего ты… Артём! — в голосе Марата прозвучало едва уловимое недоумение. — Тебе что — не в кайф?
— Почему мне это должно быть в кайф? — глухо проговорил Артём, глядя Марату в глаза — прилагая усилия, чтобы взгляд не скользнул, не опустился вниз.
— Блин! Да при чём здесь — "должно", "не должно"? Что ты выдумываешь всё время какую-то хрень? Мы, бля, лежим в постели — со стояками! Оба хотим… что ещё надо, чтоб ты расслабился?!
— Это ты… ты хочешь… ты, а не я! — отозвался Артём, сам не понимая, зачем он это делает — зачем возражает, зачем противится, зачем говорит он то, что он совсем не думает… да, было стыдно — стыдно и необычно было сознаваться себе в том, что ему, парню, т о ж е хочется… хочется притронуться к чужому члену — как к своему, хочется притянуть Марата к себе, стиснуть, точно так же подмять его под себя — прижаться к нему, такому горячему, с силой вдавиться членом в его тело, и — дальше, дальше… что будет дальше? В рот? В жопу? Всё это было и стыдно, и необычно, и… зачем он, Артём, противится, если всё это сейчас будет?
— Да, я хочу! — насмешливо глядя Артёму в глаза, Марат выдохнул слова легко, даже задиристо. — Я хочу! Я очень хочу! И — я ни капли этого не стыжусь! А знаешь, почему я не стыжусь? Открыть тебе секрет?
— Ну, почему? — Артём, на какой-то миг утратив контроль над собственными глазами, невольно опустил взгляд вниз… и тут же, спохватившись — словно испугавшись, торопливо прянул глазами вверх, успев машинально подумать, что Марат, наверное, уже трахал… уже кому-то вставлял — в рот или в жопу… а он, Артём, целый день с Маратом общался, ходил в кафе, пил вино, и — ничего т а к о г о не заподозрил… ничего подозрительного он не заметил — за целый день!
— А потому, что глупо… глупо стыдиться того, что естественно!"Педик", "не педик"… ты полагаешь, что это так важно — с парнем трахаться или с девчонкой, а я говорю, что важен кайф, а с парнем кайфуешь ты или с девчонкой — это всего лишь выбор объекта. Понятно, что что-то кому-то нравится больше, и потому кто-то по жизни предпочитает девчонок, а кто-то по жизни стремится к парням, но это вовсе не означает, что между этими предпочтениями лежит преграда, которую невозможно преодолеть.
Ну, то есть, бывают, конечно, случаи, когда преграда эта действительно неодолима, и парни, предпочитающие парней, даже под страхом смерти не возбудятся на женщину… ну, то есть, у них банально не встанет и даже не шелохнётся — это и есть, собственно, "педики", как ты изволил здесь выражаться. А вот парни, предпочитающие девчонок, могут без особого труда всегда перепихнуться с парнями — и получить от этого полноценный кайф, причем перепих такой может быть обусловлен чем угодно… было бы желание!
Чтоб кайфовать парню с парнем, вовсе не обязательно быть голубым или геем, то есть иметь т а к у ю "ориентацию": парни делают это ради кайфа, и парней таких очень даже немало… это же, блин, элементарно! Кайф — он и в Африке кайф! Ты полагаешь, что для того, чтоб трахаться парню с парнем, обязательно нужно быть "педиком", а это не так: чтоб кайфовать парню с парнем, "педиками" быть совсем необязательно! Ты по незнанию своему считаешь, что однополый секс — это что-то необычное или даже постыдное, а я скажу тебе, что мысли такие об однополом сексе — это умозрительная чушь, и чушь эта не стоит выеденного яйца, если подумать об этом непредвзято… знал бы ты, сколько парней, не мороча себе голову, кайфуют в таком формате!
Полазим с тобой в интернете — увидишь сам… Так что, Артём, никакого секрета нет! Да, я хочу… я хочу кайфовать — с тобой кайфовать, с парнем, и я ничуть этого не стыжусь! А не стыжусь я этого потому, что ничего постыдного в желании сексуального удовольствия я не вижу… я ж тебя не насилую — не принуждаю! Ты сам хочешь этого — не меньше меня… даже если ты думаешь, что ты не хочешь, то это не так… это — самообман! Ты хочешь, Артём… хочешь не меньше, чем я! Ну, и чего нам стыдиться — кого бояться? Давай…
Артём слушал Марата внимательно, и когда Марат, сказав "давай", вновь потянул с него трусы, стягивая их с бёдер, Артём то ли растерялся — не успел придавить трусы задом к матрасу, то ли желание, мощно бушевавшее в теле, было сильнее стыда, слабо колупавшегося в сознании, а только трусы оказались в один миг приспущены на Артёме почти до колен; Марат, тут же выпустив из рук трусы — обхватив чуть ниже колен ноги Артёма, рывком поднял, задрал его ноги вверх, сдёргивая трусы совсем, — всё произошло так быстро, что Артём осознал произошедшее, лишь оказавшись перед Маратом совершенно голым — с ногами, поднятыми вверх…
И хотя трусы на Артёме были свободные — они не обтягивали тело, Артём всё равно их чувствовал, а теперь тело было абсолютно свободным, и это ощущение телесной свободы странным образом перекрывало, выдавливало из головы и стыд, и неуверенность… а кроме того, нагое тело ощущалось как совершенно не защищенное, всецело доступное, так что дергаться, вырываться и прикрываться было уже бессмысленно, — Марат, опустив Артёмовы ноги на постель, быстро стянул трусы с себя, отбросил их в сторону и, ничего не говоря, вновь повалился на Артёма — голый на голого…