Войдя в квартиру, я почувствовал, что что-то тут не так. Прямо в коридоре на полу валялся халатик жены и ее трусики. Девочка она, как я уже говорил, очень аккуратная, поэтому я увидел то, чего в принципе не могло быть никогда. Дверь нашей комнаты была полуприкрыта, а вернее приоткрыта где-то на треть. С бешено колотящимся сердцем я подкрался к комнате, осторожно заглянул
Катька абсолютно голая сидела у компьютера в кресле, перед включенным монитором. Голый Самвел стоял за ее спиной и делал ей массаж плеч. Она тяжело дышала, и, с прикрытыми глазами, вращала головой так, как будто разминала шею. Его член был вздыблен. Ядреная залупа касалась спины моей жены где-то между худенькими лопатками. Он мял Катьку бережно, но в тоже время сильно. Она была в блаженстве.
Увиденное совершенно сбило меня с панталыку. Одурев, я выпорхнул на лестничную площадку, осторожно прикрыл дверь. Мне почему-то страшно не хотелось, чтобы они меня засекли. А еще, о ужас, с каким-то сладким стыдом я ощущал, что меня эта картина возбудила. Но ревность застелила мои глаза. И мне понадобилось минут пять, чтобы хоть как-то придти в себя. В этой ситуации можно было наломать "крутых" дров, поэтому, крепко зажмурившись, я выждал время и дрожащими руками стал нарочито громко греметь ключами, чтобы дать им время замести следы.
Когда я, сняв верхнюю одежду, вошел в комнату к жене, она уже в халатике сидела за компьютером. Глянула на меня отсутствующим взглядом, спросила, почему я вернулся рано и опять уставилась в монитор. Я сказал что-то о квартире, она ничего не ответила. Ее пальчики дрожали и зло, как шныряющие пауки со стуком проворных ножек, бегали по клавиатуре.
— Катя, ты мне ничего не хочешь рассказать?
— :
— Кать?!
— Ну, что, что, что?! Не видишь, я статью набираю. Вечно он пристает, не дает сосредоточиться, — она была явно раздражена.
Неожиданно для себя, я сел на постель и расплакался.
Она с досадой вздохнула, присела рядом:
— Что случилось, чего ты плачешь?
— А ты не понимаешь?
— Нет: Не плачь, дурачок. Дурачок ты, дурачок. На работе что-нибудь? — она снова стала гладить меня голове, — все образуется. Вот увидишь.
Я всхлипнул. Ведь я ее действительно так любил.
— Ну не плачь, отдохни и не плачь, а то глаза будут красные, а с тобой вечером хочет поговорить Самвел Львович.
— Он-со мной?! ! — я проглотил всхлип и насторожился.
— Да, а что тут такого?
— Боже, ну о чем он может со мной говорить?
— Пусть для тебя это будет тайной. Предвкушай.
— Катя ты просто безжалостна.
— А ты нюня!
Она вернулась к компьютеру.
Оставшееся до вечера время я провел, как в бреду. Вроде бодрствовал, вроде спал.
Растормошила меня супруга. Я разлепил глаза.
— На кухне тебя ждет Самвел Львович. Будь благоразумным и спокойно выслушай его.
Хозяин сидел на кухне, на столе перед ним — бутылка водки, два стакана, на тарелке — порезанная колбаса. По тому, как аккуратно она была порезана, я понял, что резала ее Катя:
— Садись, Женька, поговорим по мужски.
Он набухал в стаканы водки. Я сел.
— Я буду краток, — сказал он, — видишь ли, я пожилой, но еще в полных силах мужчина. Мне нужен регулярный секс. Я хочу иметь его с твоей женой. За это я вам подпишу квартиру. Катерина согласна.
— Как это?
— Да так, что ты фактически импотент, она мне все рассказала. А она девка — в соку, ее надо ебать, желательно по несколько раз в сутки. Я могу дать ей все, что не можешь дать ты.
Ну, подумай сам. Все мы получим свое. Я молодую самку, она половое удовлетворение, ты- ласковую, счастливую жену. В конечном итоге вы оба — квартиру в Москве. И все мы месте, и все под боком. И тебе не надо будет мучиться в догадках
Водка и сказанное шарахнуло мне по мозгам:
— А зачем я тогда вам нужен? И оставайтесь с ней вдвоем, раз договорились.
Он вздохнул. Налил снова:
— Видишь ли, она тебя действительно любит. Ты нужен ей для души, а я -для тела.
На ватных ногах я вернулся к Кате. Та снова села рядом со мной, снова погладила по голове:
— Поговорили? — ласково спросила она
— Да.
— Бедненький. Натерпелся. И что ты по этому поводу думаешь?
— Уже не знаю.
— Ну, подумай сам, целая квартира в Москве. Да нам не в жизнь ее не купить. И помочь нам некому. Наши родители, сам знаешь, богатств не скопили:
— Катя, скажи, у тебя уже было с ним?
Она вздохнула:
— Нет. Но сегодня будет.
— И как, и где?
— Самвел Львович пригласил меня на ночь в свою постель.
— И ты пойдешь?
— Да, — в ее голосе зазвучал металл, я понял, что она окончательно все решила, и от меня ничего не зависит, но хватался за соломинку:
— А если я тебя не пущу?
— Если любишь, отпустишь. Ну и, что скажешь?
— Иди.
Упав передо мной на колени, она расцеловала меня в щеки:
— Миленький мой, хорошенький, родной, я знала, что ты все поймешь и не осудишь. Мне сейчас так нужна твоя поддержка. Я сама на перепутье стою: Ты выбреешь меня аккуратно и чисто? Он, оказывается, любит, чтобы девочка совсем "голая" была. А мы теперь должны его всячески ублажать, чтобы он не передумал. Я бы сама, да у меня руки дрожат.
— У меня тоже.
— Я сегодня побрею тебя сам, — подал голос Самвел, и мы невольно вздрогнули. Он, оказывается, подслушивал и не скрывал этого.
Он открыл нашу дверь:
— Иди, Катя, в душ и жди меня. А ты (это он мне) беги в аптеку и купи пачку гандонов. Самый большой размер. Деньги есть?
— Есть.