Во всём облике Андрея — в его взгляде, в его улыбке, в интонации его голоса — было что-то такое, что невольно располагало, настраивало на искренность, на ответную улыбку… был во взгляде Андрея, в интонации его голоса, в выражении его лица какое-то непонятное для Никиты очарование, и Никита, глядя Андрею в глаза, неожиданно для себя самого улыбнулся в ответ, — Никита всё так же лежал под Андреем, раздвинув ноги, чувствуя животом напряженно твёрдый, горячий Андреев член, и ладони Никиты по-прежнему были на Андреевых ягодицах, но не это было сейчас главным… "что тебе нужно объяснить?" — спросил Андрей… да всё, бля! Всё нужно было объяснить… может, этот Андрей — голубой… ну, то есть, настоящий голубой — и потому он тащится от такого секса… может такое быть? Может… или не может? А он, Никита… он сам от чего тащился ночью? И сейчас вот… сейчас он лежит под Андреем — и у него, у Никиты, тоже стоит, и ему, Никите, это приятно… очень приятно… почему?!
— Я вот что не понимаю… — Никита, глядя Андрею в глаза, непроизвольно облизнул вдруг пересохшие губы. — Мы ночью ебались, как ты говоришь… ну, то есть, друг друга… в жопу друг друга… так?
— Так, — отозвался Андрей. — В жопу друг друга… пусть будет "в жопу", если тебе это слово больше нравится, — Андрей улыбнулся. — Ну, и что тебе непонятно? Отличный секс! Ты ничего, Никита, не помнишь… и здесь я одно лишь могу сказать: жаль, что не помнишь! Но это ведь дело поправимое… правильно я говорю?
— В смысле? — не понял Никита.
— В смысле, что сейчас мы всё повторим… да? Никита… скажи "да"…
Андрей, горячо выдыхая последние три слова, раз и другой сладострастно сжал, стиснул ягодицы, и Никита, совершенно не чувствуя никакого внутреннего протеста, тем не менее дёрнулся под Андреем, стараясь то ли высвободиться, то ли прекратить эти движения, напоминающие — имитирующие — половой акт.
— Бля… хуля ты это делаешь — словно ебёшь меня? Как голубой, бля… тискаешь меня, как девку! Всё утро тискаешь…
*****
— Никита! Ну, что за слова — "в жопу", "выебал", "ебал", — рассмеялся Андрей, невольно любуясь Никитиной наивностью… эта наивность, почти детская, совершенно не наигранная, открывшаяся у шестнадцатилетнего парня с большим и крепким писюном, была одновременно и уморительна, и умилительна, и вместе с тем она, эта искренняя наивность, странным образом ещё больше подогревала, подстёгивала и без того сильное Андреево желание. — Есть другие слова, Никита! Другие слова, обозначающие этот процесс… хотя, быть может, и не такие звучные! Понятно, что суть важнее, скажешь ты "жопа" или скажешь "попа"… суть всегда важнее слов, и это правильно… но это с одной стороны. А с другой стороны, всё определяется словами, и оттого, какие слова мы выбираем для определения сути…
— Ты меня выебал? — не дослушав Андрея, повторил Никита; теперь в интонации, с какой Никита это спросил, уже было не осмысление услышанного вслух, в совершенно конкретный — прямой — вопрос.
— У нас, Никита, был секс… совершенно нормальный мужской секс, состоящий из разных видов активности… орально, анально — всё это было, и всё это было по высшему разряду… у нас был нормальный секс — секс, Никита, а не "ты меня выебал"… обалденный был секс! — Андрей произнёс последние три слова с жарким придыханием, сладко смакуя каждый выдыхаемый слог, так что у Никиты не должно было остаться ни малейшего сомнения в правдивости такой оценки. — Естественно, я тебя трахнул — вставил тебе в попку… да и как могло быть иначе? Ты сам, Никита… сам ты этого хотел!
— Сам хотел? Я хотел, чтоб ты меня выебал? — недоверчиво проговорил Никита, медленно осмысливая новую порцию новой информации.
— Именно так! — рассмеялся Андрей. — Никто тебя ночью здесь не насиловал — не принуждал… да и чего было принуждать, если секс нам обоим был в кайф? В принуждении, Никита, кайфа нет… во всяком случае, для меня. К принуждению склонны люди, не способные делиться радостью… я называю их хапугами — от слова "хапнуть", то есть урвать для себя… я такого не понимаю. Взаимное наслаждение — вот кайф! Когда этого хочет каждый, и каждый…
— Сам хотел… — словно эхо, повторил Никита, всё так же недоверчиво глядя Андрею в глаза, и по выражению лица Никиты было видно, что эта информация не укладывается у него в голове. — Сам… зачем? Я не мог… не мог, бля, этого хотеть…
— Почему ты думаешь, что ты этого хотеть не мог? — отозвался Андрей.
Они лежали по-прежнему, не меняя конфигурацию: Никита лежал на спине, разведя в стороны чуть согнутые в коленях ноги, Андрей лежал на Никите, вдавливаясь в Никитин пах напряженно твёрдым членом, одновременно с этим чувствуя горячую твёрдость члена Никитиного, при этом руки Никиты раскрытыми ладонями все так же обтекаемо лежали на сочных Андреевых ягодицах, — Андрей, опираясь на согнутые в локтях руки — нависая над Никитой, смотрел Никите в глаза, и в груди Андрея сладко щемило от неизбывной нежности… Андрею хотелось обнять Никиту, крепко стиснуть его, долго и сладко целовать его в губы, как это было ночью… он, Никита, "не мог этого хотеть"… как же, не мог он… хотел, ещё как хотел!
И — спросив Никиту, почему он думает, что хотеть он этого н е м о г, Андрей, в принципе, знал, ч т о Никита ему может ответить, но Андрей интуитивно чувствовал, что Никите нужен диалог, потому как в диалоге осознаётся истина, и Андрей Никиту подталкивал к разговору — Никита нравился Андрею всё больше и больше, а с человеком, который нравится, всегда хочется сближения, невозможного без взаимного понимания, обоюдной искренности, — Андрей не соврал Никите, когда сказал, что настоящий кайф для него, для Андрея, может быть только взаимным, обоюдным, и никак по-другому.