За время, прожитое в этом мире, я очерствел душой и меня почти не трогал поросячий визг заживо обдираемой женщины. Спокойно сидел я на скамье среди старшин и волхвов. Служба походного князя заканчивалась, я думал о скором возвращении домой. А за моим плечом тихо сопела все та же Ягодка, которая и сейчас не захотела стоять со своей родней.
Из числа вражеских воинов сохранили жизнь только троим, предварительно искалечив их. Пускай расскажут о позорной смерти конунга и передадут в родной стороне: "не ходите на наши реки, здесь живет нурманская смерть".
Оставшихся жен и дочерей наших ворогов раздали тем, которые понесли наибольший урон от врага — потеряли семьи, родственников и дома. Все происходило буднично:
— Мал из рода Чирка, враги замучили твою жену. Иди и выбери среди их женщин ту, которая будет рожать твоих детей.
— Ждан, словенин, у тебя убили сына и пограбили запасы. Иди и выбери женщину, с которой поступай, как хочешь.
Эти женщины-арийки за людей не считали местных аборигенов, а теперь они раскинут ноги под нашими мужчинами, и будут рожать детей своим повелителям. А свободными или рабами будут дети — это уж как их мать сумеет своему господину угодить:
Но больше кровавого торжества радовало аборигенов захваченное железо. Мечи можно перековать в ножи, а боевой топор годен и в крестьянском хозяйстве. Война закончилась победой, нужно готовиться к пиру. Подошел усмарь и забрал у меня кровавую кожу содранную с кнесенки:
— Давай ее мне, походный князь, выделаю в лучшем виде, ни один волосок не вылезет:
Утопленница
Вот с этого момента и начались очередные неприятности Ягодки. Местная молодежь уже несколько дней с ней не разговаривала, избегала всячески. По дороге с нурманской казни я впервые услышал, как дети кричали вслед Ягодке:
— Голая титька, голая титька!
Она идет, гордо подняв голову, и тут попавшийся навстречу парень подошел и попросил:
— Ягодка, покажи голую титю.
Охнула, залилась краской и побежала куда-то. Ну, драться что ли мне со всеми ее обидчиками! Впереди меня ждало первое застолье: ни то обед, ни то пирушка до утра с разливным морем крепкой браги. Девки и парни будут подавать на стол и широкими глазами глядеть на спасителей рода. Хорошо! Но не успел дойти до накрытых столов, как меня остановили крики детей:
— Ягодка топиться пошла, давай, побежали смотреть.
За детской мелочью кинулся бежать я, а за мной молодые парни и воины-кмети. Видим: ходит Ягодка по берегу, постоянно нагибается и что-то подбирает. А потом: прыгнула в омут и пошла ко дну, пузырей не пустила.
Прибежавшие со мной нырнули в реку и вытащили ее быстро. Не по моему слову, оказавшийся с нами волхв приказал:
— Достать утопленницу, связать руки и ноги березовыми ветками и опустить в воду возможно дальше от погоста. Чтобы ночью к домам не приходила, не сосала кровь младенцев.
Но тут уже я уперся. Лежит Ягодка а берегу, мокрой рубашкой тело облеплено, за пазухой камни, которые она туда натолкала, чтобы быстрее утонуть.
В прежнем мире мы все понемногу знали как утопленника откачивать. И начал я над ее телом стараться. На живот перевернуть: Нажать на спину, выдавить воду из легких: Поднять вниз головой, вытряхнуть остатки воды: В время идет, секунды отсчитывает! На спину положить и делать искусственное дыхание в рот. Нажать на грудную клетку — раз, два, три: Нос зажать и выдохнуть ей в рот: Повторить: Повторить: А кругом аборигены стоят и шепчутся:
— Душу из утопленницы высасывает!
На третьем выдохе ее стало рвать. Тьфу, мне в рот попало! Хрипит, кашляет, стонать начала. И: глаза открыла.
И тут от нее аборигены шарахнулись, большинство кинулось бежать без оглядки. С трудом уговорил остальных помочь, отнести Ягодку в избу, где я квартировал. До дверей донесли, а дальше ни шагу, страшно им быть рядом с мертвой, которая глаза открыла и стонет. Спаси нас Светлые Боги! Пришлось мне самому взять ее на руки и занести в избу (ох, мое сломанное ребро!) .
А дальше что делать? Она кашляет, трясется от холода. Как бы не случилось воспаления легких — без антибиотиков это смерть. Где ее согреть? Решил в теплую печку затолкать. С утра Ягодка печь протопила и она еще горячая. Не положено мужчине у печи хлопотать, бабьим делом позориться, а пришлось: Подмел золу, натаскал в печь соломы. Ягодка на лавке лежит и безучастно в потолок смотрит. Снял с нее мокрую рубаху, она и на наготу свою никак не реагирует. Рубашку на печь для просушки закинул, девицу на руки взял и сунул вперед ногами в чело печи на солому. Спасибо чудинской матушке печи. Это вам не словенская печь с маленькой топкой, в ту человека не поместился бы. Только голова ее на шестке, а все тело в благодатном печном тепле. Я и чело печи наполовину загородил заслонкой, чтобы жар лучше держался.
Согрелась бывшая утопленница, по лицу пот течет. И тут она заговорила:
— А я тебя любила, Воин, когда живая была. Еще девочкой за глаза полюбила, за славу твою. Мечтала тебе отдаться, тити девичьи тебе показать. Не сбылось, теперь я мертвая и место мне в реке с водяницами.
— Нет — говорю — ты живая и сбылась твоя мечта, сегодня я снял с тебя рубашку и видел твои титички. Пусть они и маленькие, но хорошие и мне понравились.
Говорю так, чтобы ей польстить. В этом мире крупные тити и пышная попка девушки являются главным способом привлечь внимание парней. Мать смотрит, чтобы невеста хозяйкой была, хорошо хлеб пекла и пироги получались вкусные. А у женихов невесты ценятся полненькие. Интересно, что после замужества они больше не толстеют, их не разносит до безобразных размеров, как многих женщин в нашем цивилизованном мире. Живот, конечно, обвисает после многочисленных родов, но ляжки, попа и даже талия мало отличаются от девичьих, благодаря постоянной работе в поле, на сенокосе и по дому.
Но Ягодку волнует вопрос о ее титях, заголенных перед дружинниками. Она вздыхает:
— Все видели мои тити при жизни и я стала позорницей, потому и умерла.
Долго убеждал Ягодку, что она живая, но уперлась упрямая и считает себя мертвой. Злость меня берет — чего я ради нее позорюсь бабьей работой у печи? Словенский муж с голода помрет, но не притронется к печной заслонке, сам из подпола квашеной капусты не достанет. Не положено ему женскую работу делать. Но жалко мне глупую девицу, заголилась то она не своим желанием а, чтобы мне раненному рубашку отдать. Значит, ответ за нее, как ни крути, на мне.
Согревшуюся, пропотевшую Ягодку вытащил из печи. Поставил голышку на половик, вытираю пот рушником на титях-малышках, на попе, и между ляжек. Никакого мужского влечения ее тело у меня не вызывает, но как она сама этот стриптиз воспринимает — того не знаю.
— Ты не стесняйся наготы своей, девочка, считай, что мы с тобой не среди чудинов, а в словенской бане. Там нагота не в укор, даже из чужих родов мужчины вместе с нашими женами и девушками парятся.
Уложил Ягодку на лавку и накрыл меховым одеялом, только потный носик выглядывает. А чтобы отвлечь от "мертвых мыслей" рассказал, как сам впервые в словенской бане парился, где было много голых баб и девушек и никто это позором не считал. Рассказал, как Травка, нарушив обычай, меня в бане голой титей приманивала и как я полапал нее за титю и попку. И никакого позора в том не было, теперь Травка моя первая жена и мать многих деточек. Видимо, удалось ее отвлечь, стала вопросы задавать:
— А ты, правда, с неба на крыльях прыгал? Ты из другого мира к нам пришел?
— Правда.
— А в том мире ты был женат?
— Была у меня одна жена, но нет мне дороги обратно — боги не пускают вернуться к ней. Поэтому и завел в этом мире трех жен и много детей.
Ягодка страшно удивилась, что в том мире каждый мужчина имеет только одну жену и ей достаются все ласки и забота мужа. Здесь большое число жен — признак богатства мужа, его достаточности и уважаемого положения среди родичей. С появлением в доме новой жены повышается общественное положение старших жен, кроме того, меньше работы приходится на каждую из них.