Из прихожей громко раздались фанфары и барабанная дробь — Наталья вовремя включила аудиозапись.
— И вот он! — торжественно подхватил я. — Санкт-Петербург, "Белый зал дома Бажанова" , улица Марата, 72! Презентация выставки скандального Миши Саенко! Чёрт возьми, и что мы видим на фото?! Знакомые радостные лица, которые сейчас торчат как кочаны капусты из этих паскудных кадушек, плачут и гниют на моих глазах! Где справедливость?! Где чувство такта у того дурака который так бессовестно проник в святую ложь этих двух "несчастных" и набрался хамства самолично приехать и тайно запечатлеть это историческое событие?! Кстати Оленька, осмелюсь спросить, а что у тебя с географией?! Да-да, с обычной географией, которую ты учила в школе?! Как же можно перепутать Астрахань с Петербургом?! И где же всё-таки проходили твои "спортивные сборы"?! В принципе неважно, знаешь, у моего друга был сосед, который называл гитару пылесосом и ничего, ничего, ничего!
Наглядевшись на фотографии глазами полными слёз, она затряслась и опустила лицо.
Отец мычал то в сторону Ольги, то в мою и дёргался как сумасшедший.
— Что-что? — и я опять прислушался к нему. — Тебе мало доказательств?! Пожалуйста! — я вернулся к столу и взял новую пачку фотографий, а затем аккуратно разложил перед ними. — Финский залив, дача Миши Саенко, русская баня! Узнаёте?! По счастливой случайности некий папарацци за немалую сумму согласился мне помочь в моей нелёгкой судьбе! Здорово, не правда ли?! Какая отменная клубничка, пальчики оближешь, секс в русской бане!
Отец вдруг перестал дёргаться и мычать, Ольга — плакать и стонать, они были в шоке, жестокая правда колола глаза.
Я вздохнул и тихо сказал:
— Всё, я устал от вас, вы мне надоели. Через несколько минут я уеду отсюда к чёртовой бабушке, но прежде хочу услышать пару слов от каждого. Кто первый?
Они оба смотрели в пол, отец глухо кашлял.
Я принял решение сам и медленно подошёл к Ольге, зацепил пальцами край пластыря и сильно его рванул, освободив ей рот.
Она громко вскрикнула от нестерпимой боли и стала жадно глотать воздух.
Я вернулся к журнальному столу, упал в кресло и с вопросом на лице уставился на неё.
Какое-то время Ольга смотрела на меня мокрыми глазами, потом тяжело проглотила ком в горле и сдавленным голосом проговорила:
— Костик, я сначала очень… очень попрошу тебя… умоляю… развяжи мне руки и ноги… Они совсем онемели, это опасно для меня, Костик… мне же выступать… у меня ноги в крови от этого ужасного гороха… помоги…
Отец резко оторвал взгляд от пола, перестав кашлять, и в ожидании посмотрел на меня.
Я отрицательно помотал головой:
— Увы, я не в силах сделать это, потому что на горох тебя посадила китайская охрана, а по закону освободить тебя должна она же. Однако китайская охрана ушла далеко, у них там своих дел во Дворце хватает.
Ольгина щека затряслась, и она просипела буквально на одних связках воспалённого горла:
— Не глупи, Костик: ты сам завёл серьёзную тему, а шутишь как… как ребёнок: Мне действительно плохо ногам… пожалуйста, развяжи, иначе я не смогу ничего сказать…
— Если не сможешь ты — скажут другие, — безжалостно оборвал я.
Я вскочил с кресла, подлетел к отцу и так же с силой сорвал пластырь с его рта. Он заревел от боли, потому что на губах были усы, и при этом успел плюнуть мне в лицо.
— Садист!!! — прокричал отец. — Садюга!!! Развяжи Ольгу, а я для твоей писательской потехи посижу здесь, сколько захочешь, только её развяжи!!! Ты же загубишь ей ноги!!!
Его плевок противно завис на моём глазу, а меня моментально охватил нервный смех:
— Ого-о! Он ещё плюётся! Вы только посмотрите! Какое хамство виновного человека! — я достал из кармана платок и вытерся. — Это я должен плевать тебе в харю, папочка! Только этого не будет, я лучше дам тебе вволю напиться шампанского!
Я цапнул со стола бутылку, сильно взболтал два раза и пустил шипящую струю прямо ему в рот.
Он фыркал, ловил воздух губами, словно рыба, и бешено мотал головой из стороны в сторону, пряча лицо.
— Пей, подлец! Пей! — я был неумолим. — Ухажёр чёртов! Ты же — подлец! Отец-подлец! Отец-подлец! — с великим наслажденьем рифмовал я.
— Прекрати-и-и-и!!! — резанул Ольгин голос, да так отчаянно, что моя рука с бутылкой разом опустилась. — Прекрати-и-и-и!!! — она, должно быть, собрала последние силы. — Я тебе всё расскажу!!!
— А мне "всё" не надо, мне тут ни хватало твою сучью ересь часами выслушивать! Мне надо два слова: как ты докатилась до таких успехов в спорте?!
И тут вклинился отец, тяжело сопя:
— Душа моя… не вздумай этому садисту… молчи: я ему сам… сам такие два слова скажу:
— Не понял, — я удивлённо поглядел на Ольгу, — мне что, продолжить поливать это дохлое растение или оно на время завянет и даст тебе сказать?!
— Завянет!!! — взмолилась Ольга и повернулась к отцу. — Завянь, прошу тебя!!!
— Садист: — пробубнил отец и "завял" , замолчал.
— Я заигралась, Костик… Боже, я никогда не думала, что так далеко зайду… Одним словом Юрию Семёнычу для его официальных поездок и презентаций нужна была красивая высокая и стройная девушка… Костик, извини, что я так о себе говорю…
— А как ещё тебе о себе говорить?! — гаркнул я. — Ты что — чудище косоглазое, страшила косоротая?! Что ты здесь мнёшься передо мной?!
— Нет-нет… не мнусь… не кричи, а то мне трудно…
— А мне легко от твоих похождений?! А ну-ка, короче и быстрей!
— Да-да… И вот… для его серьёзных встреч с начальством и бизнесменами нужна была такая… как я… У них там условие: являться на деловые встречи со своими дамами… Юрий Семёныч мне однажды и говорит: "Выручай, у меня очень важное мероприятие, а без дамы своего сердца там не могу показаться, закон у них такой". Только, говорит, Костик ничего не должен знать, он не поймёт, начнёт ревновать, а у меня пустячное дело — пару раз прокатишься со мной, прикинешься моей женщиной, и всё: Я думала, что пару раз съезжу, помогу человеку, сделаю вид, что я его женщина, а получилось… миллион с лишним раз, господи… Я запуталась в этих бесконечных фуршетах, дорогущих столах, элитных знакомствах… И всё тайком от тебя, всё тайком от тебя… я вся истерзалась: — и она заплакала.
— Ишь ты, — покачал я головой, — так запуталась и так истерзалась, что прямым ходом угодила в постель к моему отцу! А переспав с ним, всё сразу распутала и мигом поняла, что терзания были напрасны, что бывают оказывается постели послаще Костикова дивана! Не так ли, отец?! — и я повернулся к нему.
Он мрачным басом объяснил, с ненавистью глядя на меня:
— Во-первых, она тебе не жена, чтобы прилипать только к твоему дивану, и ваша бумага из ЗАГСА ещё совершенно не говорит о том, что вы "официальные" супруги. А во-вторых: я тебе не отец:
— А я тебя только за одни эти слова уже вряд ли смогу назвать отцом!
— Ты не понял: я тебе по жизни не отец:
Ольга ахнула:
— Зачем ты, Юрий Семёныч? . . Не надо:
— Молчи, дура, — одёрнул он, — ты свою правду сейчас рассказала. Разве так можно, Ольга? Ты же совсем недавно мне говорила: "любимый" , "люблю". А в рассказе твоём получился не "любимый" , а насильник, который повязал юную душу скользкой авантюрой.
— Интересно, — протянул я, — интересно… пожалуй, я на минуту ещё задержусь…
— Задержись-задержись.
— Задержусь, Юрий Семёныч:
— Вот именно — Юрий Семёныч или, в крайнем случае — Юра, только не отец. Твой отец погиб в 1987 году, он был испытателем машин, Тогда новые модели ЗИЛОВ выпускали, а он гонял их как сумасшедший по сложнейшим трассам, и где-то под Тулой долбанулся и загорелся: ни машины, ни его: