Оставив эту затею, я вошла в соседнюю комнату. Только сейчас я поняла, насколько непросто мне будет освободиться. Я не знала, куда упали ключи — на кровать или на ковёр. Я решила начать с кровати и двинулась к ней — но она оказалась ближе, чем я думала, и, ударившись голенью, я рухнула лицом вниз, не в силах смягчить удар. Соски пронзила острая боль, и моя маленькая чувственная игра оказалась вдруг не такой уж и чувственной. Соски уже начинали пульсировать, пока я, извиваясь, переваливалась на бок и пыталась сесть прямо.
Каким-то образом во время падения наручники затянуло ещё туже, и запястья болели. Во мне крепло неуютное чувство, что я совершила большую ошибку. Я попыталась дотянуться из-за спины до повязки на глазах, но не тут-то было. Я попробовала достать до зажимов, но слишком туго застёгнутые наручники отзывались болью в руках, пока я пыталась дотянуться пальцами до правого соска, стиснутого зубчиками.
С нарастающей паникой я начала ощупывать покрывало, стараясь не терять головы и искать методично. Затем я услышала его — успокаивающий звон ключей. Но тут я поняла, что звон был вызван падением, и что ключи свалились в промежуток между кроватью и стенкой. Сердце у меня ушло в пятки. Кровать была слишком тяжёлой, чтобы сдвинуть её до боли скованными сзади руками. Достать ключи можно было, лишь забравшись под кровать… и я знала, как мало под ней места.
Кое-как я опустилась на ковёр и, сидя там, ухитрилась засунуть ноги под кровать. Я нащупала ключи, но затянутыми в чулки пальцами ног не могла подцепить их. Я бессильно выругалась, не зная, что делать дальше. Наконец, не видя иного выхода, я перекатилась на живот и полезла под кровать сама. Я не ждала от этого шага ничего хорошего, и оказалась права. Мои соски простреливало огнём, пока я кляла себя за свою глупость. Боль была такой, что к глазам подступали слёзы. Обещая себе больше никогда-никогда так не делать, я извивалась и корчилась под кроватью, ощущая, как жёсткий ковёр натирает грудь и как зажимы натягиваются под моим весом. Казалось, прошла вечность, прежде чем я ощутила под правой грудью холодный металл ключей и извернулась так, чтобы достать их пальцами.
Я думала, что самое сложное теперь позади, но поняла, что, скорчившись в тесноте под кроватью, не могу попасть ключом в замок. Сопя с облегчением, но всё ещё терзаясь предчувствием, что всё может оказаться куда серьёзнее, я поползла на другую сторону кровати, кусая губы от причиняемой зажимами боли. Всхлипывая, я кое-как села, чтобы на грудь наконец ничего не давило, после чего поднялась на ноги.
Я надевала наручники наобум, не думая о том, где у них замки и с какой стороны они находятся. Осторожное ощупывание выявило, что обе скважины находятся внутри, на противоположной от пальцев стороне. Я отчаянно вывернула запястья и начала орудовать ключами, вовремя вспомнив переставить стоп-рычажок в положение (я надеялась) "выкл". Прошло, наверное, минут пять, прежде чем я, после ряда всё более отчаянных попыток, смогла наконец вставить ключ в один из замков, и ещё несколько попыток ушло на то, чтобы повернуть его там.
Собачка замка щёлкнула, и моё запястье обрело свободу. Я снова расплакалась — на этот раз от облегчения. Всё моё возбуждение давно испарилось, пока я снимала с себя второй браслет и осторожно отцепляла зажимы с многострадальных сосков. Кровь снова прилила к ним, и я простонала сквозь стиснутые зубы. В тот момент я была уверена, что усвоила урок как следует. Интересно, догадывался ли приславший зажимы и наручники человек, какое именно применение они найдут…
* * *
Наступило Рождество. Я решила побаловать себя восхитительным блюдом из морепродуктов вместе с бутылочкой "шардонэ". Вряд ли это была рождественская еда в традиционно английском понимании, но я предпочитала свободный австралийский стиль, с его барбекю и салатом во время обеда — или возможностью съесть его вечером, если днём было слишком жарко. Время шло, и вскоре настала пора окунуться в бассейн, а затем и посмотреть какой-нибудь фильм. К сожалению, выбор фильма наугад не оправдался, и под воздействием вина, жаркого дня и тягучего сюжета я продремала на диване пару часов.
Когда я проснулась, уже начинало темнеть. Сперва я не могла понять, где нахожусь, но потом опомнилась. Почему-то мне казалось, что я проснулась оттого, что что-то не так. Я прислушалась, но в доме было тихо — не считая шороха вентилятора, месившего воздух под потолком. Что-то, тем не менее, всё равно было не так, и я направилась к входной двери. Открыв её, я сразу поняла, что меня насторожило. На крыльце лежал новый рождественский подарок, упакованный точно так же, как и предыдущий.
Я подняла его, быстро оглядевшись вокруг. В округе было тихо, не считая воплей ребятишек, радовавшихся новым велосипедам. Я быстро закрыла дверь и опёрлась на неё, тяжело дыша. Кто бы это ни был, он стоял за моей дверью, пока я спала, и сама мысль об этом перепугала меня не на шутку. Мне становилось по-настоящему страшно.
Я смотрела на плоскую картонку, похожую на коробку конфет, всё в той же обёрточной бумаге с санта-клаусами. Я нерешительно потрясла её, но определить, что внутри, не смогла. Не желая томиться далее, я содрала обёртку и открыла коробку. Внутри был запечатанный конверт, поверх которого лежал чёрный кожаный ошейник.
На миг я опешила. Не знаю, чего именно я ждала, но явно не этого. Внезапно символизм этого предмета ударил меня как обухом по голове — особенно в свете того, как я носила его у Грэма. Он объяснял мне, что означает ошейник для Господина и для Нижней, и как он важен в качестве символа отношений.
Этот ошейник был широким, из лакированной кожи, с двумя шпеньками на пряжке. Сразу за пряжкой находилась петля, на которую можно было надеть свободный конец, после чего застегнуть сверху замок. Я была вынуждена признать, что передо мной очень добротное изделие. Откинувшись на диван, я вскрыла конверт.
Сообщение было напечатано крупным, жирным готическим шрифтом. Оно гласило…
"Я, Джен Элизабет Шервуд, по своей собственной воле, настоящим заверяю, что ни под сторонним влиянием, ни из корыстных побуждений позволяю своему Хозяину надеть себе на шею дрессировочный ошейник. Подобным же образом удостоверяю, что желаю исполнять всё, что прикажет мне мой Хозяин. Я делаю это не из страха и не из спешки, и намерена стойко выдерживать курс своего обучения столь долго, сколь М/мы сочтём это для Н/нас необходимым. Я, Джен Элизабет Шервуд, в Вашем, Хозяин, присутствии обязуюсь всегда преклонять колени, по своему желанию и доброй воле, и предлагаю Вам свою шею для помещения туда Вашего символа в виде дрессировочного ошейника.
Обязуюсь встречать Вас на пороге объятиями и поцелуями, и затем я буду молча ждать, пока Вы не сядете, после чего я достану свой ошейник и встану на колени рядом с Вами, дабы Вы могли надеть его на меня. Обязуюсь вести себя как верная и покорная нижняя. Обязуюсь выполнять все Ваши приказы, коль скоро они не будут нести вреда мне или окружающим людям. Обязуюсь всегда уважать Вас и уважать всех, кого уважаете Вы. Обязуюсь по своей воле не делать ничего, что шло бы вразрез с Вашими приказаниями. Обязуюсь рассказывать Вам обо всех своих мыслях и чувствах, так или иначе связанных с нашими отношениями. "
После чего шла одна лишь строчка…
"Ты знаешь, что хочешь этого, Джен".