Руки у меня задрожали. Я встала и несколько раз прошлась по комнате взад-вперёд. Этот человек явно хотел сделать меня своей нижней. Я была уверена, что это "он" — отчего-то мысль о Госпоже не укладывалась у меня в голове. Наверно, Эш был прав. Наверно, пора было звонить в полицию и рассказать им обо всём. Но почему-то я не могла заставить себя пойти на это — раскрыть себя напоказ, навстречу вопросам, инсинуациям, похабным намёкам, которые неизбежно бы возникли во время расследования. За всеми этими завуалированными угрозами крылась истина, которую я не могла скрыть.
Впрочем, угрозы ли это были? Грэм — с его жестокой расправой, после которой он отправил меня на все четыре стороны — и Эш, они оба объяснили мне философию подлинных отношений "господин-нижняя". Это же выходило далеко за рамки таких отношений — за рамки простых сексуальных удовольствий, за рамки эротической или мазохистской боли, в царство полного подчинения. Это было то, что называют "обменом властью", или "лайфстайл" — полное подчинение 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.
Я никогда не желала этого. Несмотря на удовольствие, получаемое мной от подчинения другим, у меня была своя жизнь, которая не включала в себя круглосуточное служение Господину. Мне хватало ума, чтобы понять, что такое никогда бы меня не устроило, и я никогда к такому не стремилась. Я слишком дорожила своей свободой по окончании сеанса. Конечно, это не мешало мне с наслаждением окунаться в сабспейс и предаваться разнообразным фантазиям. Грэм показал мне, как можно их обсуждать, как желания каждой стороны можно выстраивать в список, дабы на его основе взаимно обогащать каждую встречу.
Но это было совсем другое. Куда более зловещее. Называйте это слежкой, преследованием, охотой, как угодно. За мной наблюдали, видели каждый мой шаг, и от этого волосы у меня вставали дыбом.
* * *
Последовавшие за этим несколько дней вымотали мне все нервы. Письма перестали приходить так же внезапно, как и начали, и всё стихло. Почему-то это ещё больше меня беспокоило. Это было всё равно что стоять перед своим господином связанной, с повязкой на глазах, не зная, что он собирается с тобой сделать. Дошло до того, что с наступлением темноты я подпрыгивала при каждом шорохе в доме. Я написала Эшу о том, что произошло. Он настаивал, что нужно обратиться в полицию, но я не хотела этого делать.
Он сказал, что решил остаться у родственников в Кэрнсе на Новый год, и пожелал мне удачного перелёта в Сиэтл. Этому, увы, не суждено сбыться в самом скором времени. Между Рождеством и Новым годом я работала, и это помогало мне отвлечься от того, что произошло в сочельник. Я купила себе пару вещей, необходимых для путешествия, в сотый раз проверила билеты и паспорт и переупаковала чемоданы.
*****
Новый год пришёл и ушёл. Признаюсь, я проспала всю ночь. Праздник вызывал в моей душе всё меньше чувств, и я с огорчением подумала, что это, видимо, подкрадывается старость. Осталась всего одна ночёвка в доме, и меня охватило волнение. Я уже давно не выезжала за рубеж, и поездка обещала быть интересной. Несколько дней в Лос-Анджелесе, и потом в Сиэтл. Должно было быть здорово.
В ту же самую ночь меня похитили.
Глава 5
Так и начался мой плен — с неопределённого периода времени, в течение которого я, крепко связанная, лежала на кровати. Я не смогу внятно описать всю суматоху мыслей, царившую тогда у меня в голове. Мой мир перевернулся с ног на голову в течение часа. Мне надо было улетать в Сиэтл! Эта мысль, против всякой логики, продолжала настырно всплывать на поверхность. Меня похитили, я лежала связанная и беспомощная, впереди была неизвестность, а может, и смерть — но мой дурацкий мозг продолжал напоминать мне о пропущенном рейсе.
Через какое-то время заболели туго связанные руки, вывернутые за спину. От напряжения в руках начали болеть и плечи, и от нарушенного кровообращения запястья и ступни начало покалывать. Я шевельнулась, но эта лишняя нагрузка на связанные конечности не привела ни к чему хорошему.
В какой-то момент нос забился соплями — видимо, от рыданий, которыми я до сих пор продолжала захлёбываться под тугими мотками ленты. Я было запаниковала, но затем решила сморкнуться изо всех сил. Мне было уже плевать на гигиену. От туго намотанной ленты у меня разболелась голова, я была совсем одна, и меня терзали боль и страх.
Кто же меня похитил? Голос его напоминал англичанина — пожалуй, с лондонским акцентом, но не совсем. Что-то в его интонациях заставляло заподозрить поддельный акцент. Что ему было от меня нужно? Сколько он собирался меня тут держать? Из-за денег это, или из-за чего похуже? Вряд ли это деньги, решила я. Родственников, способных заплатить выкуп, у меня не было, а последние остатки моего наследства ушли на покупку дома. Вряд ли дело в моих богатствах. Оставался лишь секс, или какой-то другой извращённый повод.
Мелко дрожа, дыша часто и прерывисто, я наконец осознала весь ужас произошедшего. С жутким ощущением внутри живота я поняла, что в течение ближайших трёх недель меня даже не будут искать. По крайней мере, столько времени меня не должно было быть на работе. А организаторы конференции и авиакомпания, надо полагать, просто вычеркнут меня ввиду неявки. Все приготовления я организовывала из дома, поэтому любые попытки выйти со мной на связь окончатся лишь гудками на том конце линии.
Тревожные сигналы вовсю звенели в моей голове, пока все эти совпадения терзали мои серые клетки. За этим явно что-то крылось и, образно говоря, подавало мне знаки, которых я не могла понять. Что же ещё я забыла? Я старалась привести мысли в порядок, но боль от моей обвязки и нарушенного кровообращения в руках мешала сосредоточиться.
В комнате было тепло, и от попыток перевалиться с правого бока на левый я вспотела. Я чувствовала, как пот впитывается в шёлк ночной рубашки и тонкими ручейками сбегает по шее. Мысли начали разбегаться, и всё начал заволакивать какой-то туман. Я понимала, что надо сосредоточиться, что я упускаю из виду что-то важное…
Несмотря на всю суровость своей позы, я, видимо, задремала.