Ротный когда-то был капитаном и худо-бедно полз по карьерной лестнице. Но любовь к водке, как это обычно бывает, встала у него на пути. Само по себе это в армии дело обычное, но угораздил черт капитана Денисова попасться как-то на глаза комиссии из Москвы в непотребном виде. Непотребном настолько, что капитан, не разобравшись кто его окликнул, грубо послал всех по матери, а в довершение всего оттолкнул стоявшую на пути фигуру. Не ожидавший такого московский генерал не удержался на ногах и позорно сел на свежевскопанный газон при всей своей свите. После чего для генерала стало делом чести наказать наглеца. В результате капитан Денисов превратился в старшего лейтенанта, хотя и остался в прежней части, видимо, в назидание сослуживцам. Повезло еще, что местное командование, пожалев мужика, когда все малость утихло вернуло ему прежнюю должность, хотя многие считали, что Денисову теперь до самой смерти больше взвода не видать. Жена, посмотрев на это, выставила неудачника из дома. Поэтому теперь старлею было все равно где напиваться и спать — хоть в казарме, в канцелярии на раскладушке, хоть в выделенной ему комнатке в общежитии, где его все равно никто не ждал.
В субботу, согласно распорядку, была баня. На самом деле слово "баня" оказалось просто устоявшимся названием, в реальности представляя собой огромную душевую. Однако леек на всех все равно не хватало. Женьке повезло — он совершенно случайно оказался в первых рядах, успев забраться под горячие струи и не замечая осуждающих взглядов троих стоящих поодаль парней.
— Непорядок… — зло произнес один из них, сержант Ставцев, которому до дембеля оставалось меньше месяца, как, впрочем, и стоящим рядом Мурадову и Костину. — Бардак…
— Ага. — подтвердил Костин. — Во духи пошли! Еще службы не нюхали, а лезут… Нет бы дедушек вперед пропустить, даже не оглянулся! Никакого уважения!
— Пойдем, объясним?
— Пошли!
Троица приблизилась к Женьке, зажмурившемуся и намыливающему голову.
— Ты что, боец, совсем страх потерял!? — Костин толкнул его в грудь.
Женька отлетел назад, угодив в объятия Мурадова. Тот ловко схватил его, прижимая к волосатой груди с бугрящимися мышцами. Ставцев, коротко размахнувшись, ткнул Женьку кулаком в живот, не очень сильно, но очень чувствительно.
— Короче, слушай! — Костин, говоря это, постукивал кулаком по Женькиной груди. — Тебе кто разрешал поперед дедушек лезть, а? Ты здесь вообще никто! И когда захочешь что-то сделать, сначала должен спросить у нас! Ты понял!?
Женька помотал головой. Ставцев оглянулся вокруг, отмечая, что несколько человек заинтересовались происходящим и принял решение не применять мер физического воздействия:
— Но… Ладно, на первый раз так и быть… — снисходительно похлопал он парня по плечу. — Но кое-кто вечером будет мыть сортир. Знаешь кто?
— Угу. — кивнул Женька.
— А теперь вали отсюда!
Чистка сортира после отбоя подразумевала, что Женька на какое-то время окажется один в закрытом помещении, куда Ставцев собирался наведаться чтобы уже без лишних глаз провести воспитательную работу. Женька, не подозревая об этом, перевел дух, радуясь что так легко отделался, и наконец обратил внимание, что к его ягодицам прижимается твердый мужской член.
Мурадов сам не ожидал что у него встанет, но пока терся о гладкие, безволосые ягодицы, мягкие как у женщины, член сам собой напрягся. Он вспомнил, что не трахался очень давно, наверное с месяц, и отчаянно захотел засунуть ноющий от напряжения орган хоть куда-нибудь. Он сейчас был согласен даже на мужика. Оттолкнув Женьку, так что тот упал на колени, он посмотрел на согнувшуюся фигуру. А что? Сзади почти как баба, только худая. А там, как говорится, какая в жопу разница?
Мурадов среди друзей имел репутацию перманентно сексуально озабоченного. Правда, с женщинами ему не везло — мало кто соглашался на близкое общение с ним. Помучившись первые три месяца службы, он докатился до того, что трахнул бабулю возраста "за шестьдесят". Дело было так: трое солдат, имея желание не иметь дела с патрулями в увольнении и тем более в самоходе, сняли комнатку у бабушки — божьего одуванчика, где держали гражданскую одежду и переодевались, выходя в город. В тот день поливал дождь и Мурадов с Костиным, затарившись бухлом, решили никуда не ходить.
— Эх, теперь бы бабу… — вслух размечтался Мурадов, изрядно набравшись.
— Где ж тебе ее взять? — подколол его Костин. — Разве вот бабуля… ха-ха — кивнул он на дверь.
Вопреки его ожиданиям, Мурадов не огрызнулся, а задумался:
— Бабуля? Слушай, а какая разница? Что у нее там, не как у всех что ли?
— Ты что, в самом деле хочешь!? — удивился Костин.