Тренируй жалобный тон. " "Хорошо, — пробурчал я с набитым ртом, — сейчас доем и буду мыть. . " "Нет, мыть будешь завтра, — она мотнула головой, разбрасывая блестящие волосы по плечам, — сегодня будешь меня развлекать. Доедай, покажу тебе одну штуку" Ох, черт! При мысле о "штуке" и о том, как я буду развлекать мою восточную королеву мой хер, кажется, уперся в стол. Да не может такого быть! Я едва не кончил в шорты от промелькнувших в голове картин. Мила фыркнула от смеха и я поднял взгляд от стола — она медленно, поднимая взгляд в потолок и улыбаясь своей белозубой улыбкой, завела руки за голову и потянулась, целясь в меня набухшими под плотной майкой перчинками сосков. Она все поняла! Я залился краской от дикого стыда, мой только что стоящий, как скала, член, обвис жалкой тряпочкой. Дурак, дебил сопливый, нашел себе ровню!
Да ты для нее в лучшем случае — тЭма для "пофантазировать холодной, одинокой ночью"! Эх. . Я снова уткнулся в свой бутерброд, жуя и не чувствуя вкуса. "Эй, Сережка, держи хвост пистолетом! — Мила потормошила меня за плечо, но я глаз не поднял, буркнув — "Держу. . ". "Так, — она вскочила со стула, словно волна, ударившая о берег — ты коньяк пьешь? Или только кефирчик?" "Я. . я как ты скажешь, — понуро ответил я, боясь посмотреть на нее, не желая показать свой стыд и разочарование, боясь опять поддаться на ее игры и провокации. Думается, она это тоже прекрасно понимала. "Тогда — коньяк! Дуй в свою комнату, я через пять минут буду!" — она крутнулась на месте, обдавая меня сладкими восточными духами и вылетела из кухни. Я же медленно дожевал бутерброд и поплелся в свою комнату. Света я не включал, но городские фонари через огромное окно давали его достаточно, что бы я мог без проблем пройти и плюхнуться на диван.
Я слышал, как она прошла в ванную, недолго пошумела вода, потом хлопнула дверь ее комнаты, еще пара минут и Мила возникла на пороге, одетая в темный, блестящий халат. Свет из коридора оттенил ее высокую фигуру — в этот момент она была похожа на греческую статую, укутанную в тогу — или что там носили те греки? Она тут же закрыла дверь за собой, растворяясь в темноте — смуглая, черноволосая, в темном. Только ее огромные глазищи поблескивали, отражая оконный свет. "Что это ты тут в темноте? — ее голос как-то изменился, кажется, что слова давались ей с трудом, хотя тон оставался ее собственным — игриво-покровительственным — а, ну да, ну да — темнота же друг молодежи!" Она с шелковым шелестом прошла по комнате, легко опустилась на диван рядом, окутав меня запахом свежести и каких-то пряных, перчено-сладких духов. Мы молчали секунду, две, три. Вдруг Мила фыркнула и ткнула меня чем-то твердым в бедро — Ну, серьезный мужчина, ты коньяк-то будешь? Или так и продолжишь сидеть и пыхтеть? Как-то не по-дружески у тебя выходит!" Я чувствовал, что она улыбается в темноте, и взял горлышко бутылки — Буду коньяк. .