— О, вы новенькие? — по-английски спросил чернявый и недвусмысленно подмигнул Элле Марковне, — какой нестандартный наряд, костюм почти как настоящий.
Элла, ни черта не понимающая, зашипела от возмущения и развернулась на 180 градусов. На нас стали коситься.
— Нет, что это такое?! Что они себе тут позволяют? Спуститься к ужину в неглиже! Верх распущенности!
Эх, знала бы она, что такое настоящая распущенность. Хотя… у нее есть шанс, часа через два здесь такое будет твориться! Это был отель для свингеров, таких в Европе всего несколько штук, и угораздило же нас так попасть! Мы попытались объяснить Вершковым, в чем заключается казус, но они и слушать не захотели. Точнее просто не могли вообразить, что такое в принципе возможно.
— Все, надо искать другую гостиницу! — категорично заявила госпожа Вершкова.
Господин Вершков на этих словах, — показалось мне или нет? — как-то сник. Старый развратник должно быть спит и видит как бы пристроить свой истрепанный жизнью член в какую-нибудь резвую дырку. На жену, по всей видимости, у него давно не стоит, а потрахаться и таким ботаникам время от времени хочется.
О случай, ангел-хранитель и он же бес-искуситель поздних путников. Ни одного свободного номера в округе не оказалось. Машина, сколько ее ни пытали, молчала как партизан на допросе. Выбора не было — нас ждал гостеприимный отель, уже полный сдавленных стонов.
Опять же, очень хотелось кушать. Зная, что ужин входит в стоимость номера, Вершковы, даже рискуя умереть от инфаркта, в деревенский ресторан не пошли. Они согласны были до конца дней просыпаться от ужаса, видя во сне "этих невероятно, чудовищно распутных иностранцев" , но отказаться от дармовой еды для этих скупердяев было не-ре-аль-но. Они стиснули зубы и смело пошли в бой за мясное ассорти, овощные салаты и головокружительно пахнущий сыр. Вершков тут же пропустил для храбрости стаканчик, а Элла Марковна старалась не поднимать глаза от тарелки. Но упругая итальянская задница уже маячила рядом с нашей нимфой. Видимо мужик и правда решил, что на нашей Эллочке наряд из секс-шопа под названием "Моя строгая няня". Он мысленно ползал по ее мягкой дряблой груди и млел от восторга, а член его, утянутый в эластичную ткань, уже вырос до размера тепличного огурца и мачо время от времени вынужден был поудобнее заправлять его в трусы, от чего член только еще больше наглел, норовя порвать резинку и вырваться на свободу.
— Однако, — рассуждал с набитым ртом Марксен Генрихович, — до какой катастрофической степени вседозволенности дошло прогнившее западное общество.
За столом, кроме нас, почти никого не осталось, народ уже успел насытиться и теперь активно расходовал калории. Мы с мужем вполне вписались в общество. На нем была сетчатая майка, которую он одел по случаю жары, и довольно короткие шорты. На мне имелись шорты модели "короче некуда" , туго обтягивающие мою сдобную попку, а майку заменил корсет, в зависимости от ситуации готовый сойти и за вечерний наряд и за нижнее белье. С Вершковыми было сложнее, но местное вольно мыслящее общество готово было вынести высокую оценку их фантазии. Я невольно обратила внимание, как раскраснелся Марксен, с каким неподдельным интересом он прислушивается к звукам из соседнего помещения, как меняются его всегда сонные глаза, с каждой новой выпитой рюмкой в них все больше разгорался похотливый огонь. Мужчина конечно пытался изобразить мину отстраненной брезгливости, но ничего то у него не получалось.
— О, мадам, разрешите?