И вот после поездки на базу мы вдвоём в предбаннике возле одежных шкафчиков. Я чувствую, как он весь какой-то необычно напряжённый, будто-бы в ожидании чего-то очень страшного, — где и подевались его обычная улыбчивость, весёлость. Я быстро разделся, сложил свою одежду и, убегая в моечную, бросил на ходу:
— Я побежал. Давай и ты побыстрее.
В моечной я взял тазик, наполнил его горячей водой, поставил на деревянный топчан, а сам пошел к одному из двух душевых мест и стал "ловить кайф" от приятных струй горячей воды. Через минуту-другую дверь открылась, и я увидел Вадика. Он зашёл раздетый до трусиков, тоже набрал воду в таз, поставил рядом с моим и подошел ко мне под душ.
— Привет — сказал я. — Ты что, так и будешь купаться? Опять меня стесняешься? Ладно, пойдём для начала спинки друг другу помоим.
Когда мы подошли к топчану, я скомандовал:
— Нагибайся, упирайся руками, я первый тебя помою.
Он покорно слушался, и я начал намыливать ему спину, шею, плечи, затем растирал пену ладонями (мочалки у нас, конечно, не было) , испытывая райское наслаждение от общения с его гладенькой, нежной кожей. Осмелев, я неглубоко проник рукой под резинку трусиков и ощутил углубление между двумя булочками и тут же — судорожное сжатие вадикиной попки.
— Стесняешься, как девочка. Расслабься. А может быть ты и впавду девочка?
— Нет, я не девочка…
— Правда? — И тут я быстро просунул вторую руку под резинку и со словами "а это мы сейчас проверим!" резким движением обеих рук опустил плавки до самых вадькиных колен. Он тут же резко ещё больше согнулся, судорожно схватился за край плавок, но я убрал его руку, а плавки опустил до самого пола. Теперь Вадик стоял спиной ко мне совершенно голенький. Я ласково шлёпнул по его попке.
*****
— Переступи через них. Давай я положу их рядышком, никуда твои трусишки не денутся. — Он послушно сделал шаг в сторону, и они оказались у меня в руках. Из его послушания я сделал для себя вывод, что ему не так уж неприятны мои дейстия, и я решил, что пора их активизировать.
— Нагнись, продолжим мытьё. А лучше знаешь что? — ложись ка ты животом на топчан, так удобнее будет.
Изгибаясь и прикрываясь, он выполнил и эту просьбу, и я опять принялся тереть ему спинку, попку, ножки. Как мне хотелось повернуть его вверх животиком! — но вместо этого я сказал:
— Теперь иди обмывайся под душ, потом мне спинку помоешь.
Он посмотрел на меня, и в глазах его я опять прочитал мольбу и растерянность.
— Да не буду я смотреть на тебя туда, куда ты не хочешь. Смотри — глаза закрываю и отворачиваюсь — беги под душ.
Он так и сделал и, отвернушись лицом к стене кабинки, стал под душ обмываться. А я, решив продолжить "наступление", подошёл к нему сзади, обнял за талию и прошептал на ухо:
— Вадюша, ну не прячь, пожалуйста от меня свой красивый грибочек — и нежно прикоснулся к его писунчику. Вадик опять весь напрягся, изогнулся и тихо-тихо говорит мне:
— Витя, сюда кто-нибудь зайти может, дверь у нас не заперта, не нужно баловаться… . . здесь.
Это "здесь" меня обрадовало и ободрило (значит в принципе баловаться можно, и всё дело лишь в незапертом замке!) .
— Хорошо, я пойду защелкну замок входной двери, а ты только смототри, трусики не надевай.
Когда я вернулся, мой Вадик сидел голенький на топчане, опустив голову и плотно сжав ножки. Я подошел, нежно обнял его за плечи, взял за руки как-бы помогая встать. Он встал передо мной в полный рост, судорожно прикрывая одной рукой свой писунчик и яички. Но когда я, не прилагая особых усилий, отвёл эту руку в сторону, Вадик сопротивления не оказал и предстал, наконец, передо мной во всём своём великолепии. . Я не мог оторвать глаз от его призывно торчащей розовой залупки, которую когда-то по воле вадькиных родителей зачем-то лишили прикрывающей её шкурки и которая так контрастировала с моей "морковкой". Она у меня вначале почти вертикально смотрела на пол, а через какие-то секунды после того, как писунчик моего друга предстал на моё обозрение, тоже, напрягшись, приняла более горизонтальное положение, но кончик продолжал оставаться закрытым.
Я не смог удежаться и потянулся рукой к Вадикиному "магнитику", а когда нежно коснулся его яичек, он тут же резко присел на корточки, видимо, стесняясь поведения своего возбуждённого дружка, и его лицо оказалось на уровне моей морковки. Оно было красным, губки подрагивали, Я наклонился к Вадику и прижался губами к его щекам, а он в ответ обнял меня за талию и неожиданноо поцеловал в верхнюю часть моей попной булочки. После этого он тут же вскочил и со словами: "Пора одеваться" выскочил пулей в переодевалку. Я сразу за ним кинуться не смог, потому что мой примерно 6-тисантиметровик превратился в твёрдый стержень длиной сантиметров 12-13 с едва показавшейся из своего укрытия головкой. Переждав, пока всё "там" у меня пришло в относительную норму, я вышел к уже почти одетому Вадику. А он… . . он, не дав мне хоть что-нибудь на себя одеть, обнял меня и стал вначале нежно целовать в щёки, живот, голые булочки моей попки, а затем присел и прикоснулся своими горячими и влажными губами к моему вновь восставшему дружку. Мне трудно сейчас передать удовольствие, которое я тогда испытывал, это было нечто ни с чем не сравнимое и ничем не превзойдённоое! (И замечу — практически без секса!)