Барин схватил его за плечи и оторвал от девушки. Член юноши ритмично дергался, но спермы не было. Расчет барина оправдался. Ваня кончил внутрь себя. Поток молофьи раздвинул сфинктеры и устремился в мочевой пузырь.
— Так, Трифон! Уведи всех отсюда, и выдай мужикам по рюмке водки.
Спальня опустела. Барин улегся в постель и накрылся одеялом. Полежал несколько минут, но сон не шел, и Васенька принялся думать о приятном. Первым детским впечатлением для барчука были две низенькие собаки-дворняжки, намертво сцепившиеся в "замке" и стоявшие в позе "тяни-толкай". Окружившие их ребятишки тянули собак за уши, кидали в них камнями и палками, но собаки отчаянно визжали и не "расцеплялись" , пока кто-то из взрослых не окатил их холодной водой. Кобель поскакал прочь, волоча по земле еще не совсем опавший член. Потом Васенька вспомнил развлечения своего отца, когда тот брал его, еще несмышленыша, в свои походы по окрестностям.
Особенно Васеньке запомнилась ночь накануне Ивана Купалы, когда парни и девки жгли костры, искали цветы папоротника и купались нагишом. Баре, конечно, в этих обрядах не участвовали, но наблюдали с удовольствием. Именно тогда Васенькин петушок впервые встал, и он дрочил его как большой, в кулаке, и даже обмочил ладонь. Зрелище было впечатляющим. Толпа молодых крестьян прыгала голыми через костер, их члены и яйца прыгали, а тяжелые налитые груди тряслись и прыгали тоже, я потом парни и девки яростно совокуплялись на примятой траве и шли купаться. Луна светила вовсю, и Васенька ясно видел этот разгул плоти. Особенно запомнился молодой паренек, почти мальчик, который опрокинул девушку на спину, задрал ее ноги повыше и пронзал ее членом сверху вниз, приседая. "Стоит? — тогда спросил отец, — Тогда делай как я". Тятенька приспустил панталоны и обнажил могучий член.
— Надо забрать его в кулак и обнажить головку, потом закрыть головку и тогда — хлоп-хлоп!
И, яростно ощеряясь, старый барин задвигал кулаком. Но это продолжалось недолго, так как одна из девиц прибежала в кусты, где скрывались наблюдатели, и присела помочиться. Радостно зажурчала струйка, она привстала, и тут тятенька напал на нее, обхватив сзади. Девушка не сопротивлялась, наоборот, она приподняла пышный зад, чтобы Льву Кирилловичу было удобней войти в нее. Барин с хлюпаньем воткнул член и задвигался, похрюкивая и повизгивая, как кабан при случке. Тут-то Васенька и кончил первый раз в жизни, испытав все прелести оргазма.
Промелькнули два года, и к Васеньке пришли поллюции. Причем такие обильные, что на ночь ему готовили две постели: в одну под утро он извергал семя, а в другой — досыпал. Тут-то и пригодился ему детский опыт, полученный в летнем лесу. Васенька уединялся в каком-нибудь чулане, доставал страждущего дружка и предавался удовольствию, поливая мешки с мукой молодой горячей спермой. И быть бы ему заядлым онанистом, если бы не дворовая девушка Аксинья, или Ксюша, как ласково называл ее отец. Он-то и "приставил" девушку к Васеньке, появившись в барчуковой спальне потным и тяжело дышащим в плотной связке паровоз-вагон. То есть впереди семенила Ксюша, а сзади к ней пристроился Кирилл Львович, представлявший вместе с ней чудесного кентавра.
— Вот, — сказал барин, со вздохом вынимая член из девушки. — Тебе подарок. Владей!
Тут Васенька обмишурился. Увидев обнаженную девушку пышных форм, да еще в такой пикантной позе, он бурно кончил прямо на нее и барина. Тот утерся и подмигнул наследнику, а девушка немедленно приступила к своим обязанностям, то есть захватила барчуков обмякший член в руку и заставила Васеньку кончить еще раз, продолжительно и бурно. "Ну, я пошел, — сказал отец и, крякнув, забрызгал Ксюшину спину своей кончей. С тех пор и до отъезда в Корпус Васенька "сбавлял напор" в своем юношеском организме, мужественно борясь с утренним стояком с помощью Аксиньи:
: Кадетский корпус встретил Васеньку настороженно. Он присматривался к барчуку, будущий офицер присматривался к кадетам. Василий Львович отметил для себя две крайности. На одной стоял грузинский князь Георгий, который отзывался на прозвище Гога, А на другой — тихий, устремленный внутрь себя Леонид, а, попросту, Лёня, или Лена. Почему Лена? Васенька узнал об этом в бане, куда ходили все кадеты. Гога был высоким стройным гибким юношей с богатой порослью черных кудрявых волос по всему телу, а особенно, возле длинного и тонкого члена в пять вершков, а Лена — рыжим, полным мальчиком без волос на теле и с коротким, в пол пальца членом, утопающим, к тому же в жирном лобке. Гога постоянно подтрунивал над Леной, говоря, например такое:
— Сегодня в бане не женский день!
Или:
— Не нагибайся низко, Лена!
В конце концов Леня взял металлическую шайку и молча ударил князя Гогу по голове. Тот выпучил глаза и уселся на пол, обильно залитого мыльной водой. Гогу отливали холодной водой, а когда тот пришел в себя, то спросил:
— Что это было?
— Гроза. Правда, сначала гром, а потом — молния, намекая на грохот железной шайки по черепу.
— Ленька, это ты меня ударил? — завопил Гога.
— Я, — спокойно ответил Леня. — Потому что ты — дурак. А дураков надо лечить. Хотя бы так.
— Обиделся? Зря! — сказал Гога. — Я же любя!
— Шут ты гороховый, — ответил Леня. — Иди, поцелую!
Странная парочка, подумал Васенька, намыливая голову. Поистине, от любви до ненависти — один шаг.
И все тянулось одинаково день за днем, пока в роте не появился новый старший офицер Гнобышев Валерий Леонидович. Он построил роту в полутемном коридоре, представился и предложил выбрать себе помощников из числа кадетов.
— Поскольку я не знаю из вас никого, я предлагаю вам снять панталоны и обнажить свои члены. У кого будут самый длинный и самый толстый, тех и назначу.
Строй кадетов замер в недоумении. Но делать нечего. Все кадеты в строю спустили светлые панталоны, и, оказалось, что самый длинный член был у князя Гоги, а самый толстый — у Васеньки. Но для того, чтобы это выяснить, рота добросовестно дрочила минут пять, и звук движений слился в один ритмический шум. Потом Гнобышев ухватил их за члены, как коней под узцы, вывел из строя и поставил рядом с собой.
— Вот! — обрадованно заявил старший офицер. — Ты, чернявый, возглавишь первый взвод, а ты, блондин — второй!
О чем старший офицер благополучно забыл на следующий день. И о разделении роты на взводы — тоже.
— Озабоченный какой, что ли? — спросил сам себя князь Гога.
— Или пьяница горчайший, — ответил сам себе Васенька.
И, как оказалось впоследствии, оба были правы.
Обучение в корпусе длилось и длилось, и Васенька затосковал. А тут Гога как-то вечером предложил:
— Пойдем, потолкаемся?
И показал телом и руками, как он будет толкать.
— То есть, излить семя?
— Да! Тут недавно повариха сменилась, забеременела, понимаешь:
Он хихикнул.
— Твоя работа?