Она подошла к кровати, аккуратно присела у сына в ногах, откинула простыню. Торчащий, как ракета, член предстал перед ней во всей красе. Сережка попытался перевернуться на живот, но мама удержала его, отвела кинувшиеся было к паху его руки и погладила член сына пальцами от яичек до головки.
— Это, сына, абсолютно естественно и нормально. Особенно в твоем возрасте и особенно по утрам, — улыбнулась она, вдруг наклонилась, бережно оттянув двумя пальцами крайнюю плоть, поцеловала бордовую головку. Сережка ойкнул и засмеялся.
Шутливо шлепнула член сбоку кончиками пальцев, отчего он закачался, как дерево на ветру, и встала.
— До вечера! Только вот что: про то, что у нас с тобой тут происходит — ни-ко-му! Понял? А то на этом все и кончится! И еще одно: не надо за мной по ночам подглядывать, ладно?
Засмеявшись и, неожиданно для себя самой, завлекательно вильнув попой так же, как Лида в видеосъемке, Марина ушла на работу.
********
С Лидией они встретились вечером того же дня в парке. Марина, придя первой, дожидалась подругу на скамейке, жмурясь от иногда пробивающихся сквозь густую листву кленов солнечных зайчиков, лениво перебирая в памяти домашние события последних трех дней. На душе было спокойно и хорошо.
Присев на скамейку, Лида, как обычно, как будто куда-то спешащая, тут же перешла к делу.
— Так вот, Маринуля. Я тебе позавчера про "во-вторых" недорассказала, а это "во-вторых" такое, что мне тебе и говорить страшно.
— Это еще почему? — Марина даже немного обиделась.
— Так тут дело такое: Ежели что, то общественность меня, да и Кольку, и детей точно не поймет.
— Лидка, ты чего? Я когда кому чего трепала?
— Нет, — Лида засмеялась, — это я так, на всякий случай. Если бы я тебе не доверяла, разве бы оставила кассету у тебя? — приобняв подругу, со смехом сказала она. — Ну, слушай.
Ты меня знаешь еще со школы, я к вам в восьмом классе пришла, так? — Марина кивнула. И знаешь, что пришла я к вам уже не девочкой. И что от мужиков, несмотря на это, шарахалась до начала десятого класса, тоже знаешь. А вот как я девственность потеряла, и почему шарахалась, я тебе никогда не рассказывала. И никому, кроме Коли моего, тоже.
Марина с интересом глядела на подругу.
— В девять лет меня изнасиловали как раз девять: ну, теперь это называется "лица кавказской национальности". Страшно. Маленькая была, они меня изорвали всю, и спереди, и сзади, и снаружи, и изнутри. И членами, и пихали в меня всякое: Чуть кровью не истекла, ладно, "Скорая" быстро приехала. Гинеколог, который меня потом оперировал, пока все не зажило, даже не рисковал точно сказать, будут у меня дети или я и с мужиком-то больше лечь никогда не смогу. Тех скотов потом почти всех расстреляли, двое, малолетние, только остались живы.
Марина всплеснула руками.
— Да ладно, подружка, давно это было, видишь, я уже и рассказывать об этом могу спокойно, — продолжила Лида. — Хотя психологов тогда в помине не было, а травмы у меня оказались, в конце концов, не столько физические — через полгода, после нескольких операций, все зажило и даже следов не видать. Хотя внутри влагалища есть у меня такой приятный шовчик, Кольке ну очень он нравится, — Лида плотоядно облизнулась и захихикала.
— Ну вот. И мужиков после этого я боялась страшно. Хотя стесняться ничего не стеснялась — похоже, моя голова этаким образом компенсировала мои страхи. И мастурбировала уже лет с десяти, как все зажило, по-черному, — Лида опять хихикнула. — Представляешь, в одиннадцать лет — вполне полноценные влагалищные оргазмы, вибраторов тогда еще не было, так я чего только в свою бедную дырку не пихала.
А к пятнадцати годам папка мой обратил внимание, что я с парнями совсем не дружу. Вроде вся такая раскованная, дома нет-нет, да перед ним то сиськой, то писькой голой мелькну, а любовей — никаких. Уж не знаю, с кем он советовался, или сам до этой мысли дошел — он у меня, ты же его помнишь, умнючий был до ужаса, и в людях ох и много чего понимал, — но решил он, что это результат того изнасилования. Правильно решил. И помог мне.
Марина вопросительно, с недоверием уставилась на Лиду.
— Да, ты правильно подумала. Совратил он меня летом, в каникулы, перед десятым классом. Увез на заимку, в тайгу. И там потихонечку, помаленечку, за два почти месяца — приучил сначала к себе. Купались в речке голяком вместе, потом в бане парились, потом он меня мыл, потом я ему мыться помогала, а потом уж он меня не просто мыл — до оргазма доводил много раз, сначала только руками, потом и языком…
Ну и в один прекрасный момент я сама на выдержала — лежал он на лавке в предбаннике, пузом кверху, я на него верхом залезла, член, даже и не сильно вставший, рукой в себя запихала и ну скакать: Два раза только и подпрыгнула, и тут меня такой оргазм прошиб — аж сознание потеряла. Он мне потом рассказывал — кричала, говорит, так, что я аж перепугался — думал, какой шов у тебя разошелся там:
Нет, ничего у меня не разошлось. Кайф только был великий, больше я ни разу такого ни с кем не испытывала. Как пробку из бутылки, тот оргазм из меня весь страх перед сексом зараз вышиб. Любились мы с ним потом всю ночь, уже по-настоящему, в койке:
А наутро папка собрал нас и повез в город. По дороге сказал: "Все, Лидуся. Теперь ты хуя не боишься. А я уже старый, мне тебя драть больше недосуг, а то мамке ничего не достанется. Ну ничего, найдешь с кем, ты у меня красавица". Ущипнул меня за бок, вот здесь, и засмеялся.
На глазах у Лиды, вспомнившей умершего шесть лет назад отца, выступили слезы. Она шмыгнула носом, достала из сумочки платок, вытерла их, высморкалась. Чуть помолчала, успокаиваясь.
— Вот так: не был бы он мне любимым папкой, ох, сомневаюсь я, что какому психологу такое бы удалось: И не было бы у меня сейчас ни детей, ни Коли, жила бы старой мегерой. А так — сама видишь, — и Лида, еще сквозь слезы, гордо повела плечами.
Марина улыбнулась в ответ и погладила Лидину руку, которую, незаметно для себя самой, уже давно ласково держала в своей руке.
— Дальше все на твоих глазах было. Не то, чтобы я первой блядью в школе стала, та же Машка из десятого "б" была "б" куда как почище, но и одноклассников, и студентиков с педа соседнего, и курсантиков с нашего училища, красивых, здоровенных, попробовала порядком, — Лида, с уже совсем сухими глазами, мечтательно улыбнулась. — А потом встретила Колю:
Мы с ним познакомились на медосмотре, я тогда уже в институте, на первом курсе училась. Впрочем, это ты знаешь. Села я к нему в кресло гинекологическое, поджилки, как обычно, дрожат — сейчас неприятно будет, а он: Ну вот руки у него такие ласковые были. И сам весь такой заботливый, внимательный: Посмотрел все мои швы там, попу попросил показать — я, говорит, конечно, не проктолог, но все же хирург, зачем вам лишний раз по кабинетам мотаться, — чего-то там помазал, помассировал, расспросил про половую жизнь, немного поудивлялся — и как это я, после таких-то травм в детстве, и в таком порядке? Про папу я ему тогда ничего не рассказала, а он и не добивался, тактичный очень: В общем, очаровал совершенно. Я ему из того кресла под конец осмотра уже и глазки строить начала, да, видать, поза у меня для таких дел была неподходящая — не отреагировал он тогда никак.
Лида засмеялась и продолжила.
— Ну, от меня так просто не уйдешь, я лиса тогда уже была опытная. Тем более, мужик молодой, неженатый, и не сильно снаружи видный, да и на женщин, в силу профессии, не очень падкий: Вычислила я этого колобка, поженились мы через полгода. Еще через полгода Танька родилась, и, пока ей не исполнилось шесть лет, было у нас все как у всех — ну что странного в том, что отец пятилетнюю девчонку в ванне сам моет?
В шестой Танькин день рождения, вечером, повел он ее в ванну. Помыл, как обычно, спать уложил — я тогда уже больше Андрюшкой занималась. Ну и вечером, в постели, отлюбившись, завела я разговор — мол, пора тебе с Танюшкой-то так плотно прекращать якшаться, большая она уже. Он, для виду наверное, удивился: что, мол, ревнуешь, что ли?
А у меня и впрямь ревности никакой не было, мне даже очень нравилось смотреть, как он с дочкой в ванне играет. Хоть игры те были не всегда: совсем уж приличные. Таньке страшно нравилось, когда он ей клитор пальцами щекотал, например: Ну, я ему про это и напомнила: какая ревность? Я сама и смотреть на ваши игры, и участвовать в них люблю, ты же сам видишь. Но — люди узнают, что подумают?
Тут-то он мне и выдал свою теорию. Она, в общем, несложная — с одной стороны, при теперешних противозачаточных средствах секс от деторождения отделен, считай, напрочь. Раньше никогда такого не было, и все эти инцесты — адьюлтеры были придуманы только для того, чтобы здоровое и заведомо свое потомство мужику обеспечить. А сейчас — зачем? Только одни психотравмы от невозможности удовлетворить совершенно естественные потребности, причем и мужикам, и бабам — одинаково. Бабам даже больше, мужик и в кулак почти полноценно может, а нам — сама знаешь:
А, с другой стороны, ну кто лучше родителей обучит свое дите всем премудростям секса? И зачем брату за всякими шлюшками бегать, если рядом сестра с такими же точно проблемами? Причем родственная любовь, пусть даже с сексом вместе, никак любви обычной не исключает и не мешает ей вовсе: А людям знать что-либо совсем не нужно. Действительно, не поймут, не меньше сотни лет должно еще пройти, пока христианская дурь вся выветрится.
Я, честно говоря, восприняла это спокойно — я думаю, ты поняла, почему.
Марина согласно кивнула, и Лида продолжила рассказ.
— Но решила его все же немножко подначить. Что, говорю, ты, что ли, возражать не будешь, если я на твоих глазах с другим мужиком трахаться буду? Только потребуешь, чтобы таблеток сначала наелась или гондон на него надела понадежнее? А он в ответ спросил: а тебе с другим — хочется? Я аж оторопела. "Нет, конечно!" — "Ну вот и мне ни с какой другой бабой — нет" , — решительно так ответил и продолжил. "А если я не смогу, а тебе будет хотеться — тогда точно возражать не буду". Я от такого альтруизма маленько ошалела, да так, что вцепилась ему зубами в член шутя, и сделала ему минет тут же, по полной, да такой, что он аж изстонался весь: — Лида опять засмеялась.
*****
Вместо рта она охватила член сына рукой и сделала несколько движений вверх-вниз.
— Как, Сережка? Ты сам так же это делаешь?
— Да, мама:
— Ну, давай тогда сам, — и она, взяв его почти безвольную руку, положила ее на член. — Ну, Сережка, давай, я хочу это увидеть.
— Правда, мам? — Сергей приподнял голову и с удивлением посмотрел на нее.
Марина и впрямь смотрела на него весьма заинтересованно. Тогда он взял член в руку и сначала неуверенно, а потом все решительнее и яростнее начал его дрочить.
"Ой, полотенце надо, забрызгает мне всю койку. Или все будет на нем?" — заполошно подумала Марина, но тут же отвлеклась — уж больно завораживающим было зрелище то появляющейся, то исчезающей под рукой довольно большой, бордовой головки.
Долго ждать не пришлось — семя вылетело шестью толчками, сначала высоко, почти вертикально вверх, тут же шлепнувшись назад, на живот Сергея. Последняя капля, энергично вырвавшись было из вершинки, тут же лениво стекла по стволу. У Марины сладко заныло между ног — "ох, а если бы это — да прямо в матку: нет, пока не время". Вслух она сказала:
— Ну вот, сына. Молодец, теперь болеть точно не будет. Видишь, при маме — ничего страшного нет, — и, достав из шкафа полотенце, вытерла им живот и не до конца еще обмякший член Сережки, покатала в нем мошонку. — Только потом в душ сходить не забудь.
Сергей сел, глядя на нее еще мутными глазами. Судя по всему, семяизвержение добавило ему нахальства, и он посмотрел на маму без скрытого вожделения, как смотрел только что, а как бы оценивающе.
— Мам, а мам:
— Чего?
— Мам, а можно я: тебя помою? Ну, как Андрюшка тетю Лиду? Ну мам:
— Подожди, Сережа. Не сегодня, — она обещающе улыбнулась, и, опять вильнув, как утром, попой, только на этот раз совсем голой, ушла в ванную.
"Прогресс, однако. Он меня уже сам о чем-то таком просит. Интересно, когда обнаглеет окончательно?" — весело подумала Марина. Внизу живота у нее основательно свербило. — "Нет уж, друг ситцевый. ЭТО ты у меня именно выпрашивать будешь, и никак иначе!"
Дверь в ванную запирать она, впрочем, не стала. Хотя было чуть страшновато — а вдруг зайдет, мало ли чего придумает? Впрочем, физически Сергею было пока с мамой не справиться, и Марина это понимала.
Включила душ и совсем уж было собралась зайти в ванну, но вдруг вспомнила про полотенце, которым она обтерла с Сергея семя. Подняла его с крышки стиральной машины и прижала к лицу. Запах, пять лет, со дня смерти мужа, не слышанный ей рядом сильный запах свежей спермы, ударил ей в ноздри. Слегка закружилась голова, и она, отняв полотенце от лица, увидела прямо перед глазами перламутровое пятно. Не удержалась и лизнула его. Шершавая ткань полотенца немного испортила ощущение, но вкус был замечателен. "Ну сына, ужо погоди. Высосу досуха". Марина усмехнулась и нырнула под душ.
За шумом воды она не услышала, как открылась дверь в ванну. Лишь заметив за полупрозрачной занавеской обнаженный силуэт сына, отодвинула ее.
"Так. Трусы мы одевать не стали. Наверное, это хорошо". Член сына, даром что только что спустивший, был все еще в полунапряженном состоянии.
— Тебе чего?
— Мам, ну может, все-таки можно:
— Нахал. Сегодня — точно нет, — слова были строги, но смотрела она на Сережку ласково и даже где-то обещающе. — Если хочешь, можешь посмотреть, как я сама это делаю, — и Марина подмигнула сыну.
Мыться всерьез она вроде не собиралась, но раз уж сын пришел:
Марина намылила губку и, повернувшись к сыну лицом, стала делать примерно то же самое, что делал Андрюшка Лиде на видеокассете. Медленно намылила руки и плечи: по отдельности, приподнимая руками, тщательно вымыла каждую грудь, нежными движениями потерла соски. Потом отложила губку и, глядя сыну прямо в глаза, чуть пощипала-покрутила их пальцами. От такого обращения они заметно потемнели и напряглись, выдавшись вперед почти на сантиметр.