Вскоре возникло новое неудобство. Мне было нужно в туалет. Я даже думать не хотел, что будет, если я обмочусь под себя, но другого выхода не было. Поэтому я терпел, всё чаще перекатываясь с боку на бок и по-всякому поджимая к себе ноги. Мочевой пузырь набухал всё сильнее, и постепенно я забыл даже о боли в выпоротом и изнасилованном заду.
— Хватит ёрзать! — недовольно прикрикнул он. — Туалет будет вечером. Терпи.
Это немного утешило меня, и я постарался принять новую позу, чтобы терпеть было легче. Но тут я с ужасом ощутил, что мой член начинает вставать. Такое иногда бывает, когда сильно хочешь в туалет. Я постарался перевернуться на другой бок, где, как я думал, моему похитителю этого будет не видно. Но я опоздал. Видимо, он всё же любовался мной и моей беспомощностью.
— А ну лежать как лежишь! Ноги выпрями! — приказал он. Я подчинился, чувствуя, как член предательски набухает и становится всё крепче прямо у него на виду. — Вижу, я удачно выбрал своё животное. Вижу, тебе и самому это нравится. Нравится, когда тебя сажают на цепь и ебут во все дыры, как похотливую сучку. Что ж, могу за тебя только порадоваться. Всего этого у тебя теперь будет очень много. Вернее сказать, больше вообще ничего не будет. Теперь смысл в жизни у тебя только один — валяться в своём углу и ждать, когда мой член соскучится по твоим дыркам. Но, раз тебе самому это нравится, то ты и возражать не будешь, правда? Хотя мне, честно говоря, всё равно. Значение имеет только то, что нравится мне самому. А то, что хочется и нравится тебе, уже никого не волнует.
Такие речи разгорячили его. Последние слова он произнёс, уже сидя рядом со мной и поглаживая меня по голове. Затем его руки спустились ниже, на плечи и спину, пока не добрались наконец до ягодиц и члена. Я почувствовал, как он взял мой твёрдый член в одну руку, а второй крепко сжал яйца так, что я непроизвольно вскрикнул.
— Ты открыл рот без спроса, гнида, — спокойно сказал он. — Будешь наказан.
Я ощутил, как в мой рот снова впихивают резиновый шар. Затягивая и пристёгивая ремешки, он надёжно зафиксировал кляп на моей голове, после чего приказал:
— Становись раком.
Дрожа от предчувствия скорой боли, я поднялся, насколько позволяла цепь, и принял требуемую позу. Я клял себя последними словами, что не сдержался. Но затем на мой зад опустился первый удар стека, и с этой минуты я думал лишь о том, как удержаться на ногах и не заорать во весь голос от жуткой, невообразимой боли.
Он аккуратно отвесил мне пятьдесят ударов прямо по старым следам. Едва не теряя сознание, я уже готов был рухнуть обратно на пол, но не тут-то было. Моего ануса снова коснулся палец, перепачканный в смазке, а затем туда снова начал втискиваться безжалостный член. От чудовищного жжения в заду, от унижения и бессилия я заплакал.
На этот раз он насиловал меня долго, добрых полчаса. Через какое-то время утомившись стоять, он положил меня на пол и, придавив всем своим весом, начал долбить меня сверху. Я чувствовал на себе его тяжёлое волосатое тело, чувствовал его дыхание на своей шее, чувствовал его руки, хватавшие меня то за плечи, то за руки, то за обтянутое толстой кожей лицо. Как тряпичную куклу, он насаживал меня на свой ненасытный член, а я мог лишь безмолвно лежать и дёргаться под ним, задыхаясь и сходя с ума от боли и позора.
Наконец он кончил, в третий раз за день. Видимо, он сильно изголодался по голым парням в наручниках. Отдышавшись, он поднялся с меня и отправился в душ, а я остался лежать как лежал — раскинув ноги, с истерзанным очком, из которого, может быть, медленно вытекала сперма. У меня не было сил подняться и лечь удобнее. Да мне и не хотелось. Мне хотелось лишь одного — немедленно умереть.
Но это не входило в его планы.
Первый день в этом аду завершился для меня обещанным туалетом. Мне приказали сесть на корточки, и я почувствовал, как под меня вдвигают какую-то ёмкость. Кажется, это был обычный жестяной таз. По следующему приказу я наконец-то с наслаждением облегчил мочевой пузырь. Сходить по-большому в тот вечер я не смог — по понятным причинам. К моему удивлению, после этого он обтёр мой член влажной тряпкой, после чего снова приказал занять своё место и удалился вместе с тазом. Видимо, он не хотел, чтобы от меня пахло. Похвальная чистоплотность. Видимо, это, в свою очередь, означало, что меня будут и мыть — но каким образом, я пока что не мог себе представить.