… Наверное, в том, что все так быстро кончилось, есть и хорошая сторона: мы совершенно не успели друг другу надоесть. Я вообще сомневаюсь, что надоели бы когда-нибудь: настолько нам хорошо рядом. Не то чтобы во всем совпадаем, скорее наоборот; просто не цепляемся друг за друга, а складываемся, как головоломка – линия к линии. Даже ее внешность, из-за которой она до девятого класса не ходила ни на какие вечеринки и дискотеки – меня, что называется, "цепляет". Скрытая, нездешняя красота – как у марсианок в "Аэлите".
Или как кошка-сфинкс: поначалу шарахаешься, а потом на другую не согласишься. Тохин мне объяснял как-то, что это "обратная связь": типа, мне нравится сама Леночка, как девчонка, поэтому и лицо ее кажется красивым. И сам же тут же проговорился, что ему тоже. Целых пол-литра потом разбирались, к чему это он… а что я на Шу "запал" в свое время, еще даже словом с ней не обменявшись – это проглядели, естественно. Я потом сам решил, что дело в той самой улыбке. Прямо как у Гагарина: увидишь, и сразу – "стоило жить, и работать стоило!"
В общем, когда однажды после очередной встречи моя мышка – в мыслях уже почти невеста – сказала мне, что долго выбирала между мной и Ромкой… и – "прости меня, Коська, все-таки я – с ним" – я на нее даже обидеться или рассердиться не смог. На мир обиделся, это да. Если в нем такое происходит – нахрена он сдался вообще? Издевательство одно.
Попрощался с ней, сказал "спасибо за все", и ушел. Сбежал из дома, в первый раз с восьмого класса, четыре дня бухал с кем попало, дрался, трахался с какими-то совершенно жуткими девками, ночевал в подъездах, на помойке на вонючем матрасе… потом меня Тохин и Шу нашли, набили морду и отволокли к нему. Еще день они попеременно меня отпаивали и лупили, потом я пришел в себя, объявил Тохину: "Ну, кроче, брат ты мне теерь, поял? Блля буду!", и отбыл домой у Леночки на буксире. Предки были в полном ахуе, мать слегла с сердцем, а потом еще неделю по десять раз за вечер в комнату заглядывала – проверяла, что я не сбежал опять. Димка меня, наоборот, очень зауважал с тех пор. А с отцом мы так и не помирились, по факту. Одно слово не так скажешь – и сразу чуть не до драки. За мать он тогда испугался, и так мне и не простил.
Если б не этот загул, не знаю, что бы между мной и Шу осталось. Видимо, правда – что ни делается, все к лучшему. Она мне тогда в перерывах между самогонкой и побоями втолковала, что все равно друга ближе, чем я, у нее нет и не будет, что если со мной что-то случится – она вены порежет, и что секс и любовь – разные вещи. Не знаю, что там причиной – она ли была убедительна, или самогон хорош – но я ей поверил и успокоился. С тех пор так и дружим, на грани платонического романа. Леночкин "полумуж" и не подозревает до сих пор, что у нас что-то серьезное было, он ее вообще боготворит. Да и никто не подозревает.
И тут вот, понимаешь, выясняется…
***
– Коськ, а ты в бога веришь?
– Эээ… ну… как бы, нет. Есть что-то, чего нам не понять… но это не бог.
Они сидели, обнявшись, на скамейке в парке. Леночка потерлась ухом о плечо Костика и спросила, не открывая глаз:
– А что это тогда?
– Гм. Ну, как бы… – тот задумчиво поскреб щеку. – Не сверхъестественное, этого нет. Хотя и жалко, что нет. Но всякое непонятное есть же? Вот бесконечность, например. Она же есть, но ее ни понять, ни увидеть. Или какие-то глобальные законы природы, самые основные, до которых никто никогда не докопается. Или вот… я как-то круг в тетрадке нарисовал, посмотрел – и чуть не завис нафиг. Охренительная штука, если врубиться, никакой травы не надо. – Костик радостно зафыркал. – А бога, по-моему, люди придумали, чтобы не так обидно было за свою тупость. Нагородят хер… фигни, ну и надо ж на кого-то свалить. Он даже когда всемогущий-вездесущий, какой-то такой тупой и мелочный… мстит, обижается, гадости какие-то делает… невозможно же всерьез воспринимать. А ты веришь?
– Нет. Уже нет. У меня родители верующие, пытались меня тоже приучить. А я вместо этого тоже стала думать – кто такой бог, или что, и где он? А потом – есть ли он вообще? Умная слишком. – Леночка вздохнула. – Им, конечно, не говорю, чтобы не обижать. А для себя я недавно поняла, в чем путаница. Мне кажется, бог есть, но его представляют как существо, а на самом деле он – чувство. Ощущение. Вот знаешь, бывает… стоишь на берегу моря на закате – и так красиво, и ты кому-то за это благодарен, но не знаешь, кому?
Вот это и есть бог, мне кажется. Вернее… само ощущение красивого, правильного – это бог. А благодарность – уже этому ощущению, за то, что от него так хорошо. А оно ведь у каждого свое. Одному хорошо, когда он чем-то занят, другому – когда ничего не надо делать… кто-то хочет всем помогать, а кто-то только своим, а чужих всех убивать. И у целых народов тоже это чувство есть, и тоже у всех по-своему. Складывается из ощущений всех людей в народе. Поэтому у каждого народа свой бог, и у каждого человека в народе немного свой… Я не могу это все точно выразить, ты ж понимаешь… как-то вот так…
Собеседник хмыкнул с уважением.
– Да ты классно объяснила, слушай. Все же понятно. Я вообще об этом редко думаю… но мне где-то так же кажется. Типа того, что если бог есть… ну, если что-то так называть – это внутри такой голос… как бы второе "я" такое. Которое знает, как надо, чтобы было хорошо. Чтобы было красиво, вот точно как ты сказала. А то, что вокруг… вне головы… это просто природа, там никакого бога нет. Нет же вне головы музыки, правильно? Звуки есть, а музыка образуется только внутри. У негра из одних звуков получается музыка, а у эскимоса – из других. Но получается ведь почти у всех? Вот и с богом так же. Короче, согласен всеми лапами.
– Здорово! С музыкой ты классно поймал. А когда у многих этот внутренний голос говорит одинаково… ну, примерно… получается коллективный бог, да? И он начинает уже сам влиять на людей?
– Ага. Начинаются всякие табу, мораль, этика, и так далее. Что такое хорошо и что такое плохо. А потом возникает религия, и все идет к черту. Начиная с бога. Прикольно, Шу! Я так балдею с тобой разговаривать… Слушай, а ты к чему вообще спросила? К чему-то или просто?
Леночка, не открывая глаз, нашарила его ладонь своей.