Скорчившись, я лежу всего в паре метров от них, но, в отличие от них, испытываю лишь страдания. Пластик продолжает нещадно сдавливать мой возбуждённый член, испещрённую рубцами кожу на спине жутко саднит, крепкая сталь на шее и руках довершает моё унижение. Мне остаётся надеяться лишь на то, что это будут худшие из моих предстоящих мучений. Тем временем оргазм настигает и Ирину — она со стонами тискает и мнёт крохотные грудки своей подруги, замедляя движения лобком по её разгорячённому бедру. Лёжа в объятиях друг друга, они нежно целуются, и вскоре обращают своё внимание на меня.
— Смотри, что я придумала, — улыбается Наталья и выбирается из-под Ирины, поцеловав её напоследок. Пошатываясь, она подходит ко мне и бесцеремонно толкает меня ногой в плечо, переворачивая на спину. После этого садится на корточки прямо над моим лицом. Её резкий запах переполняет мои ноздри, складки её мокрых губок нависают в каких-то сантиметрах от моего лица.
— Лижи, — приказывает она. — Как следует лижи, дочиста.
Я повинуюсь и старательно вылизываю каждую складку, мой рот заполняет терпкий вкус оргазма молодой самки.
— Видишь, как хорошо? — слышу я над собой её голос. — И мыться не надо.
Госпожа Ирина одобрительно хмыкает, я продолжаю лизать и лизать дальше. Наконец она, удовлетворившись результатом, встаёт, и её место занимает влагалище Ирины. Вкус у неё совсем другой, более нежный, и в другой ситуации я, наверное, даже получил бы от процесса удовольствие.
— И попу тоже давай вылизывай.
Её анус сокращается и расслабляется под движениями моего языка. Вдруг раздаётся чуть слышный, но безошибочно угадываемый звук, и в мои ноздри ударяет зловоние. Чуть не плача от унижения, я продолжаю лизать, слыша, как она весело смеётся надо мной и советует дышать глубже. Мой язык уже начинает неметь от усталости, когда она наконец оставляет меня в покое и возвращается к своей подруге.
Снова накинув на себя халаты и забравшись в кровать, они включают телевизор и смотрят его, уютно обнявшись. Я сижу в своём углу, погружаясь в апатию и продолжая смотреть на них, как мне приказано. Наконец Ирина обращает ко мне недовольный взгляд.
— Хватит смотреть, — брезгливо говорит она. — Можешь отвернуться. Но если мы опять начнём трахаться — чтоб начал смотреть снова, понял?
— Да, госпожа Ирина.
Я сворачиваюсь в клубок лицом к стене, закрыв глаза, и начинаю отчаянно размышлять, как же мне поскорее выбраться из этого проклятого места. В голове проносится один вариант за другим, но все они одинаково неосуществимы. Голый, на цепи и в наручниках, я абсолютно беспомощен. Предаваясь отчаянным мыслям, я не сразу замечаю за своей спиной характерные звуки, а когда оборачиваюсь, то вижу, что уже поздно — Ирина с громким стоном уже выгибается в оргазме. Из-под одеяла выбирается растрёпанная Наталья, вытирая губы, и они снова успокаиваются в объятьях друг друга. Наконец Ирина встаёт и подходит ко мне, поднимая с пола хлыст.
— Тебе что было сказано, раб?!
— Смотреть на вас, госпожа Ирина.
— Почему не смотрел?
— Простите, госпожа Ирина. Простите, пожалуйста.
— Поздно. Ну-ка живо встал раком.
Я со страхом встаю к ней спиной и нагибаюсь. На меня снова сыплются удары хлыста, и после третьего или четвёртого, не выдержав, я с криком опускаюсь на пол.
— Встать! Встать, скотина! За это — ещё десять ударов сверху!
Изо всех сил стараясь удержаться на ногах, я принимаю остальную порку. Наконец удары прекращаются, и я, корчась от дикой боли, всё же вспоминаю и нахожу в себе сил произнести:
— Спасибо, госпожа Ирина.
— Надо же, усвоил! Теперь ложись на пол.
Она садится надо мной, слегка раскрывая губки пальцами.
— Если хоть каплю прольёшь — пятьдесят ударов.
В мой раскрытый рот ударяет пахучая струя, и я стараюсь как можно скорее проглатывать льющуюся в меня жидкость — думая лишь о том, как бы меня не вывернуло сейчас наизнанку.
— Подмывай давай!
И я слизываю с неё остатки мочи, пока она смеётся и обсуждает с Натальей, как хорошо иметь в спальне собственный биотуалет.
Утро медленно переходит в день, день плавно перетекает в вечер. Я ещё несколько раз наблюдаю, как они занимаются сексом, теперь уже не возбуждаясь и не испытывая ничего, кроме ненависти — мне слишком больно, и во рту слишком силён привкус женской мочи. Я снова получаю порцию ударов хлыстом — за то, что не смотрел на них, пока они ласкали друг друга на кухне. Но после этого мне наконец дают поесть — несколько ломтей подсохшей пиццы.