Я почти уверенно положил руки на теткины груди и начал потихоньку мять их. Я осознал, что дыхание у Юли изменилось, возможно, она просыпается, но мне было все равно — слишком уж я был поглощен процессом. И тут же последовала расплата: "Как ты посмел, негодник!". Тетка одним резким движением сбросила мои руки, и дала мне затрещину по лбу: "Как ты смеешь! Кто тебе позволил — раздеть спящую тетку! Ты заслужил наказания! Я так хорошо отнеслась к тебе вчера, и это — вместо благодарности! Немедленно выйди из комнаты — мне нужно одеться!"
Ее глаза просто пылали гневом, и я, обескураженный, пробормотал извинения и бросился вон. Спустя некоторое время тетка позвала меня: "Ты недостойно повел себя, Андрей. Просто недопустимо. Я должна рассказать о твоем поведении матери и отцу — это мой долг как старшей. А ж они найдут, как тебя наказать за такое". Я не на шутку испугался — отец был суровым человеком, но главное даже не в этом — я понимал, что совершил что-то запретное и не знал, какова может быть ответственность за это. И в нерешительности я заговорил: "Юленька! Ну: Ты понимаешь: Я снова захотел, ну, как вчера. Мне нужно было — ну: Чтобы успокоиться". "Что ты мелешь! Чтобы успокоиться ты стащил с родной тетки одеяло и щупал ее? Разве так должен вести себя племянник! Мне придется все рассказать матери, а уж она определит для тебя наказание!!"
Я перетрусил не на шутку: "Юля! Родная! Пожалуйста, не делай этого! Ведь это была: Наша с тобой игра: И пусть я нарушил правила и поступил неправильно — но ведь это касается только нас!". "И на что же ты намекаешь?" , — спросила тетка уже немного другим тоном. "Ну" , — молящее начал я: "не вмешивай сюда моих родителей, они же здесь ни при чем!"
"Но ты согласен, что твой наглый проступок должен быть наказан? Я же не могу оставить это без внимания! Значит, я должна рассказать родителям — это для твоего же блага!" — переспорить тетку было нелегко. И тут-то меня и осенило: "Юля, ведь ты же моя тетя! Мама, уезжая, велела мне тебя слушаться, а тебе — приглядывать за мной. Значит, ты — как старшая, можешь наказать меня сама! И ничего не рассказывать родителям" — закончил я уже с сияющим лицом.
***
Только теперь я понимаю, что Юля вела разговор именно к этому с самого начала. Чего бы она стала рассказывать маме? Как показывала сиськи-письки ее сыночку! ХА! Да мне ничего не угрожало — но, поди же, пойми это в тринадцать лет. Тогда я не понимал, что она попросту ломается для виду, а на самом деле хочет именно этого.
***
"Ну что ты!" — несколько деланно удивилась она: "как я могу тебя наказывать? Я же не твоя мама. Откуда я знаю, что бы сделала она? Но что что-то серьезное — это несомненно". "Ты не моя мама, но она просила тебя приглядывать за мной. Ты — моя тетя, и я должен был слушаться тебя, а я не слушался. Значит, ты должна наказать меня сама!" — я все время пытался уговорить ее оставить все в тайне. "И как же я должна тебя наказать?" , — в упор глянула на меня Юля. "Ну.: Как же я могу указывать тебе:" — запинаясь, пробормотал я.
Долгих десять секунд тетка то поднимала глаза к потолку, то блуждала взором по комнате, и, наконец изрекла: "Я накажу тебя ремнем! Я считаю, что это справедливо, если уж ты не хочешь, чтобы об этом узнала мама". Я снова испугался — ремнем меня не наказывали уже лет шесть, да и до того никогда не пороли по-настоящему, и я не знал, смогу ли я терпеть боль. А кричать в присутствии девчонки, пусть даже и тетки — это недостойно. Колеблясь, я вспомнил о матери, о каре, которую могла придумать она — и согласился.
"Значит, так. Я возьму свой ремень из брюк — он узкий и гибкий, из хорошей кожи, ты надолго его запомнишь. А сейчас — на колени!" Я опешил от удивления, и тетка повторила: "На колени!". Ничего не понимая, я все же опустился на колени — я ведь понимал, что виноват, но такого ритуала наказания тогда я не знал. А Юля, казалось, была в своей стихии — она вытащила ремень из собственных брюк, сложила его вдвое и несколько раз сильно взмахнула им в воздухе — со свистом. Мне снова стало страшновато. "Ты провинился и будешь наказан. Я хочу, чтобы ты понял, в чем твоя вина, и больше так не делал. Сейчас я начну наказывать тебя, и прекращу только если признаешься мне, в чем твоя вина" , — это уже начинало походить на игру и завлекало меня. Вот только свист ремня и боль, обжегшая ягодицы, были настоящими. "Раз" , — сказала Юля и, выждав несколько секунд, вновь со свистом опустила ремень на мои, прикрытые только трусами, ягодицы: "Два". Когда через несколько минут она сопроводила очередной!
удар словом "Четырнадцать" , мне уже было совсем не до шуток — я был готов закричать от боли. "Прости," — сказал я, стремясь предупредить пятнадцатый удар, но Юля даже не повела бровью — и вновь ремень обжег мои ягодицы. Я зашипел от боли: "Юля, прости меня! Я лапал твою грудь — прости!" Но тетка смотрела на меня не видящим взором: "Шестнадцать!". "Юлечка! Родная! Прости меня!"
"Семнадцать!" — новый удар, и первая слеза брызнула из моих глаз. "Юля! Я без спросу стал приставать к тебе! Прости меня, пожалуйста!!!" — я вложил в эти слова мольбу, однако тетка, словно не слышала меня, размеренно отсчитывала удары: "Восемнадцать, девятнадцать, двадцать". После двадцатого мои глаза уже были мокрыми, на двадцать втором я ойкал, а на двадцать пятом — заплакал. И Юля тут же отбросила ремень в сторону: "Ну же, Андрюшка! Ты неправильно повел себя и наказан, но я же твоя тетя, родная тетя. Я тебя люблю. Вставай и иди сюда". Я медленно поднимался с колен, а она продолжила: "Ты наконец-то понял, в чем была главная ошибка. Ты не спросил у меня разрешения. Но я же должна воспитывать тебя и помогать тебе — я бы помогла, надо было просто попросить меня. А теперь — иди сюда".
Когда я приблизился, Юля неожиданно обняла меня и нежно привлекла к себе: "Глупый мальчишка! Я всегда о тебе позабочусь, я хочу, чтобы тебе было хорошо". И с этими словами она взяла меня одной рукой за затылок и притянула к своему лицу: "Вот, это для того чтобы тебе было легче мне поверить".
Продолжая медленно притягивать меня к себе за затылок, Юля приоткрыла рот и немного наклонила голову влево. А когда наши лица разделяло всего несколько сантиметров, она вдруг нежно поцеловала мои губы. Еще в детстве, мама делала так пару раз — целовала меня после наказания, и я сперва не удивился. Но тут:
Взяв меня второй рукой за подбородок, тетка приоткрыла мне рот и проникла туда языком. Наши языки встретились: Это было неописуемо — мой первый взрослый поцелуй. Совсем скоро я почувствовал сильнейшую эрекцию — вставший член уперся в Юлин живот. Но она продолжала целовать меня, и, оторвавшись от моих губ только через несколько долгих минут, спросила, указав рукой на член: "Ты ведь этого хотел, да, Андрюшка?". Я мигом сконфузился, однако она продолжала, как ни в чем не бывало: "Так надо было просто попросить меня. Я же твоя тетя".
***
Какое-то время после этого наши отношения не менялись. Вернувшиеся с охотбазы родители ничего не заметили, разве только что я стал немного послушнее. Но часто вечерами, когда их еще не было дома, Юля поцелуем и обжиманиями заводила меня до предела, и я онанировал. Она, как я понимаю, тоже — зачем же иначе и она скрывалась в ванной после наших игр? А в декабре история стала развиваться дальше.
Зарисовка пятая. Юлины губы. Продолжение.
Тетка научила меня целоваться — как я узнал потом, весьма неплохо. Поцелуи доставляли мне огромное удовольствие, но все равно хотелось большего. Ощущения от онанизма притуплялись. Кроме того, тетка при наших играх всегда оставалась в трусах, а я думаю, не надо объяснять, как мне хотелось увидеть ее без них. Словом, с каждой следующей "игрой" мои попытки подлезть ей под трусы становились все заметнее, но Юля всегда пресекала их.
В один из будних дней Юля не пошла на занятия — осталась дома, а я прогулял занятия в школе. И вот мы вдвоем до самого вечера, часов до семи, когда должны вернуться с работы родители. Мы занимались домашними делами. Вскоре я почувствовал желание и по нашему уговору сказал об этом тетке. Только сегодня я начал по-другому — безо всякой игры, будничным тоном я попросил ее снять трусики (как я говорил, когда мы были дома вдвоем, Юля обычно одевала только трусики-панталончики и майку) . "Тебе опять хочется?" — лукаво улыбнулась Юля: "иди сюда, я помогу тебе".
Но я твердо решил добиться своей цели: "Я хочу поглядеть на тебя без трусиков". "Но зачем" , — снова улыбнулась Юля. Меня было уже не смутить — за это время я привык к нашему общению в интимной сфере: "Мне интересно! Посмотреть у тебя между ног".