Обладать всеми по очереди", — сказала Франциска, заняв своё место в конце шеренги. Не успел я рта раскрыть. Как все женщины повернулись ко мне спинами и разом согнулись, упершись руками в колени. Теперь меня окружало кольцо, сверкающее белизною ягодиц. Я долго колебался. Сбросив хламиду, я подошёл к первой попавшейся женщине, прижался к её заду чтобы фаллос, почувствовав прикосновение — возбудился. Он не заставил себя ждать, и я направил его в ожидающее лоно. Что было потом я плохо помню.
Связанность и последовательность событий ускользнула от меня. Вот я стоя пью вино, окружённый хохочущими монахинями. Флавия лезет ко мне целоваться… Я бегу за Бар6арой’, кто-то подставляет мне ногу и я падаю. Тут же целая дюжина женщин наваливается на меня, и я чувствую как они попокрывают моё тело поцелуями. Я лежу навзничь моя голова на чьих-то коленях. На мне подпрыгивает пышная Аврора. Придавленный- нских тел, я кусаю чьи-то ягодицы. . В моем рту чья-то грудь я сосу и кусаю сосок и чувствую, как кто-то кусает мой фаллос… . Женщины по очереди сосут мой фаллос, а стоящая рядом Франциска в перерывах обильно поливает его вином из кувшина…
Открыв глаза, я увидел перед собой ягодицы женщины лежащей поперёк меня. Я был буквально завален грудой голых женских тел и я лежал на чьих-то 6есчувственых телах.
Голова моя находилась на чьём-то животе, одна рука зажата между чьих-то бёдер, вторая лежала на чьей-то груди. Пошевельнувшись, я вствовал, что мой фалосс кто-то держит во рту. С великим трудом я выбрался из кучи спящих мёртвым сном женщин и, шатаясь, поднялся на ноги. Косые лучи утреннего солнца освещали дикую картину. По всему залу в самых разнообразных позах раскинулись голые тела. Ковры были в винных пятнах, тут и там валялись кружки и остатки еды. Стол был опрокинут, кувшины побиты. Возле помоста на полу спали, обнявшись Франциска и Доминика. Каждая держала в руке конец свечи, всунутый между ногами подруги. Запах женских тел мешался с запахом винных паров. Голова моя гудела, все тело ломило, глаза застилал туман. Каждое движение
*****
Причиняло мне боль, но всё же, переступая через руки, ноги и головы я пытался найти свою рясу, но, махнув рукой, я отправился к себе голым.
В дверях стояла Игнасия, по обыкновению, вся в чёрном. По её6ледному лицу I с обведённой синевой глазами, я понял, что она не спала в эту ночь и была единственным зрителем этого грандиозного спектакля. Игнасия протянула мне серебряный кубок: " Выпей!" Я осушил кубок, даже не поняв вкуса напитка и почти сразу же почувствовал себя лучше. Взяв меня за руку, Игнасия повела меня в баню. Там, скинув рясу и
Оставшись в одной нижней рубашке, она сама вымыла меня. Насухо вытерев, она уложила меня на лавку и смазала всё тело какой-то резко пахнущей мазью. Только тут я разглядел всё свое тело. Оно было в синяках и кровоподтёках. Кое-где виднелись следы зубов. Мой многострадальный член чудовищно распух и посинел, он ныл тупой болью. Игнасия усадила меня на стул и опустила фаллос в кувшин с тёплым молоком. Так я сидел полчаса, равнодушный ко всему, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Игнасия оделась и села рядом, молча, гладя меня по плечу.
Потом она отвела меня в мою спальню и уложила в постель, предварительно дав мне выпить ещё один кубок. Я заснул, едва коснувшись головой подушки. Проснулся я ночью, обнаружив возле кровати стол с едой, поел
И тут же услнул опять. Я спал почти двое суток и, когда проснулся окончательно, почувствовал себя, на удивление, бодрым и здоровым. Поднявшись с постели, я оглядел свое тело. Синяки, раны совсем исчезли, фаллос не болел и приобрел свой естественный вид. Возле кровати, на стуле лежала моя мирская одежда, почищенная и выглаженная. Одевшись, я почувствовал неловкость и стесненность в движениях, не смотря на то, что брюки оказались мне широки. Так я похудел за эти месяцы. Я взглянул в зеркало, на меня смотрел бледный, худой человек с бородой и усами (я ни разу не брился здесь) в гостиной меня ждал завтрак.
С аппетитом позавтракав, я хотел, было уложить свои вещи, но оказалось, что они уже уложены. Чемодан холсты и ящик с красками были перетянуты новыми ремнями.
Появившаяся Франциска сказала мне, что сегодня ночью меня отвезут на станцию. День я провел сидя на веранде в кресле и наслаждаясь последним теплом неяркого осеннего солнца, оглядывая окрестности. Вот и закончилась моя эпопея. Я покидал обитель наслаждения. Кто-то заменит меня? Я искренне сочувствовал этому человеку. Ужинал я с Игнасией. Она вскоре заметила, что я должен сохранить всё со мной происшедшее в глу6окой тайне. Я ответил, что об этом она могла бы и не просить.
Палладия со Стефанией взяли мои вещи и мы вышли во двор. У ворот черной шеренгой стояли монахини. Поодаль стояла телега, запряжённая парой лошадей. Игнасия обняла и поцеловала меня, крепко прижав к своей груди. В последний раз я вздохнул её волнующий запах. "Прощай", тихо сказала она и подтолкнула меня к шеренге женщин. Я пошел вдоль неё, обнимая и жалко целуя каждую. Ночь была тиха и темна. Teлeгa неторопливо двигалась среди почти невидимых кустов. Лошадьми правила Палладия. Мы молчали. Через два часа показались огни станции. Не доезжая до нее несколько сот метров, Палладия остановила лошадей "Дальше я не поеду, тебе самому придется донести вещи".
— Я понимаю, спасибо.
— Прощай.
Палладия выгрузила мои вещи.
"А это что"
"Корзина с едой, в дороге пригодится.
— Ну что же, прощай, Палладия. Спасибо еще раз.
Мы поцеловались и она сразу же уехала. Подождав, пока стук колес утихнет вдали, я направился на станцию, с трудом таща свой багаж. Вскоре подошел Мадридский поезд. Разместившись в пустом купе, я развязал ремни и открыл чемодан, собираясь достать книгу, ибо спать мне совсем не хотелось. Открыв чемодан, я замер в изумлении моих вещей в чемодане не было. Он был полностью загружен ДЕНЬГАМИ. Крупные ассигнации были аккуратно связаны в пачки и сложены рядами, в испуге, захлопнув крышку, я огляделся. Я был один. Холодный пот выступил у меня, я запер купе и при тусклом свете фонаря пересчитал деньги. Их оказалось 200 тысяч. Да, плата была щедрая. У меня голова пошла кругом. Сомнения, могу ли я принять этот дар, не долго мучили меня. И спустя полчаса я уже строил планы своей дальнейшей жизни на прочном фундаменте монастырских денег.
Расплатившись с долгами в Мадриде, я уехал в Барселону, бросил свои бесплодные занятия живописью и купил долю в довольно выгодном деле. Удача сопутствовала мне, и уже через три года я оказался единственным влаладельцем процветавшего торгового дела. И на столько разбогател, что без видимого ущерба мог возвратить монастырю его деньги, что я и сделал, отправившись туда однажды с большими предосторожностями.
Старушка Росита была еще жива и устроила мне встречу с Франциской, хотя я надеялся, что увижу Игнасию. Взять деньги Франциска отказалась, но я насильно вручил ей свёрток с суммой вдвое больше, чем было в моем чемодане, сказав: "Ведь я имею право пожертвовать на благородные дела, не правда ли?" Франциска улыбнулась: "Ты пожалуй прав. Ведь 17 твоих детей находятся в разных приютах и им нужна будет помощь".
— Как?! Что ты сказала? — и зашатался от этих слов.
— Да, — спокойно продолжала Франциска, — 17монахинь понесли от тебя и благополучно разрешились. У тебя теперь 11 дочерей и 6 сыновей.
Я все ещё не мог опомниться, тогда я ещё не думал о таком исходе.
— А кто же?
— Многие… Флавия, Барбара, Кира, Эстрелия, Лаура, Антония да разве всех перечислишь. —
— А где же дети?
— Мы их обычно устраиваем в приют и помогаем деньгами. Разыскивать им тебя нет смысла. А теперь прощай.
Франциска ушла, а я еще долго думал о несчастных детях, которые никогда не узнают, кто были их родители, и кто произвел их на свет.
Через два года после посещения монастыря и встречи с Франциской, я женился на молодой вдове одного промышленника и мой капитал ещё больше вырос. Жена моя красотой не блистала, но была хорошо сложена и в её лице и во всём сильном, не лишенном грации теле, угадывался пока ещё не разбуженный, но не заурядный темперамент в чём, в чём, а уж в этом я разбирался досконально. Первая же брачная ночь подтвердила моё предположение. За месяц я обучил её всему тому, чему в своё время обучился сам с помощью наставниц.
Поначалу, охваченная ложным стыдом, жена с некоторым недоверием шла навстречу моим желаниям, считая мои прихоти не совсем приличными. Но я убедил её в несоотоятельности её опасений, а когда я однажды стал ласкать ртом её чистое, надушенное лоно, волна наслаждения смыла последнюю плотину сомнений. С тех пор она превратилась в нежную, страстную подругу, безраздельно служившую мне. Она сама выбирала способы удовлетворения нашей обоюдной страсти, и часто мой фаллос проливал росу не в ее лоно, а в нежные горячие уста, что в первый раз вызвало у нее отвращение.
Однажды, спустя много лет, когда две наши дочери вышли замуж, а старший сын получил звание майора, мы с женой были в Мадриде и попали на вернисаж, где продавались картины художников всех категорий. Моё внимание привлекла толпа перед каким-то полотном. Подойдя ближе, я едва не вскрикнул — это был портрет Игнасии, написанный мной.
Ясно было одно, что Игнасии нет уже в живых. Знатоки спорили перед картиной, восхищаясь и критикуя ее, негодуя и усмехаясь, но все сходились в одном: картина принадлежит кисти выдающегося художника фламандской школы. Я стоял в этой толпе, грустно улыбаясь и думая о том, что меня признали слишком поздно. Я разыскал хозяина картины и протянул ему чековую книжку, предложил самому поставить сумму. Я подписал чек не глядя и распорядился доставить картину мне. С тех пор она висит в моей спальне. Под взглядом Игнасии мы с женой предавались утехам до глубокой старости. Жена умерла 63 лет от роду после того, как я два раза овладел ею по её просьбе.
И сейчас, когда я пишу эти строки, я чувствию на себе спокойный взгляд давно умершей женщины. Подняв глаза, я вижу её прекрасное тело, воспоминания о котором ещё хранят мои руки и гу6ы — это Игнасия.