Глава 22. "Воспитательный лагерь".
Раздался громкий звонок и зажёгся яркий свет. Пожилая женщина открыла глаза и зажмурилась.
— Просыпайтесь, долбанные шлюхи! Жрать пора!
Не успевшей прийти в себя старухе, сунули в руки железную миску и кружку.
— Всем, быстро жрать, свиньи!
Встав на колени, женщина стала, руками, брать куски из миски и класть их в рот. Еда была похожа на слипшиеся макароны с недоваренной крупой, чем больше старуха ела её, тем тяжелей становилось у неё в животе, и тем больше хотелось пить. Она взяла кружку и отхлебнула из неё. Жидкость была горячая и горькая. Раздался крик, и старуха повернула голову.
Одна охранница прижала за ошейник новоприбывшую рабыню к стене, а другая била её ногой в живот, рядом лежала миска с недоеденной едой.
— Ты всё, сука, сожрёшь! — Приговаривала садистка избивая жертву.
С ужасом, наблюдая за экзекуцией, женщина продолжала запихивать в рот куски запивая их из кружки.
По комнате прошла раба в синем халате и собрала посуду.
— А теперь, твари, наклонились, и руки на стену!
Пожилая женщина, с трудом, поднялась с матраса и, глядя на соседку, наклонилась и оперлась руками о стену. Только сейчас она поняла, как надулся её живот.
Старуха почувствовала, что кто-то стоит сзади неё.
— Новенькая? Ничего, терпи и привыкай.
Ей задрали подол рубахи, заголив зад.
— Расставь ноги и присядь!
Старуха вскрикнула, что-то твёрдое глубоко вошло в её задний проход.
— Терпи! Терпи, а то, охрана поможет! — Пожилая женщина застонала, она почувствовала, как теплая жидкость полилась внутри неё.
Она, из под руки, посмотрела на соседку, это была миниатюрная женщина лет тридцати. Она так же вскрикнула, когда раба в синем халате, вставила в неё большой шприц с длинным наконечником.
— Что застыли, коровы?! А кто будет навоз сдавать?! Бегом! Бегом!
Как только пожилая женщина разогнулась, то сразу почувствовала позывы внизу живота. Как только её отстегнули от стены, он побежала к двери туалета. Когда она вошла туда, то, замерла.
Посередине комнаты, выложенной красной плиткой, проходил широки жёлоб, над жёлобом, раскорячившись, сидели женщины и справляли нужду.
— Что застыла, старая корова?! Задирай подол! — Женщина хлестнула старуху плетью по заду.
Задрав рубаху, старуха присела ад жёлобом. Она пёрнула, и, тут, её как прорвало, густая, вонючая жидкость потоком лилась из её тела, освобождая кишечник и желудок.
Подойдя к испорожняющейся пожилой рабыне, охранница, уперев хлыст в подбородок, заставила её поднять голову. Лицо жертвы было красным, то ли от стыда, то ли от натуги. Старуха со страхом смотрела на неё.
— Ничего, старая кошёлка, привыкай!
Облегчившись, старуха, как и все женщины, подошла к "биде" , струйке тёплой воды, бьющей из крана вверх. Подмывшись, она вышла из туалета.
Женщин построили и, бегом, погнали по коридору, к двери с надписью "ПРОЦЕДУРНАЯ". Рабынь завели в кабинет.
— Спустили рубахи до пояса!
Женщины, по очереди садились на металлическое кресло, а "доктор" делал укол. Старуха, спустив рубаху, села на кресло, мужчина, в белом халате и шприцом в руке, склонился над ней. Помяв отвислую грудь, он воткнул иглу в тёмный сосок старухи, раба застонала и зажмурилась от боли, сжав подлокотники кресла. То же, "доктор" , проделал и с другой её грудью.
— Следующая!
Пожилая женщина вышла в коридор и присоединилась к другим женщинам стоявшим у стены.
Уже через несколько минут, старуха почувствовала, как её груди стали тяжелеть, посмотрев на своих соседок, она заметила, как у некоторых из них, на рубахах в районе грудей проступили влажные пятна. Оттянув рубаху, она посмотрела на свои груди. Отвислые, они округлились, стали тяжёлыми, а на сосках, выступила белая жидкость.
Дверь соседнего кабинета открылась.
— Заходите! Раздевайтесь! Мойтесь до пояса! Вымя, как следует!
Голых, мокрых рабынь, по пять человек, стали заводить в комнату. Из-за двери, раздавалось жужжание и крики женщин, затем всё стихало, и заводили новых.
Пожилая женщина вошла в комнату выложенную белым кафелем. Посередине комнаты стоял аппарат, от которого отходили шланги с насадками. Вокруг него на подставках были закреплены небольшие пластины с круглыми вырезами и широкими ремнями.
— Так, твари, сиськи в дырки! Руки назад!
Старуха легла на пластину, стараясь просунуть груди в отверстия. Женщина в белом халате, прошла по кругу. Она, под стоны и крики рабынь, вытягивала их набухшие сиськи через отверстия. Потом она, туго пристегнула женщин ремнями и сковала за спиной их руки. Подойдя к аппарату, она включила его. В комнате раздалось тихое жужжание. Беря по две насадки, женщина подходила к привязанной рабе и прикладывала их к её опухшим соскам. Через несколько минут, у всех рабынь, на их молочных железах висели насадки, и, "дойка" , началась. Женщина включила аппарат на полную мощность. Рабыни стали кричать и дёргаться от боли. Старухи казалось, что её сиськи выворачивают наизнанку, боль была дикая, она кричала и стонала.
После "дойки" , измученным женщинам дали по куску хлеба и кружке горячей воды.
— Хватит, твари! Пора на работу! Труд облагораживает!
"Воспитуемых" отвели на хоздвор. Старуху, вместе с такой же пожилой женщиной, на бирке которой была цыфра "2" , что означало двадцать дней лагеря, заставили ручной пилой пилить брёвна. Другие рабыни, копали грядки, пололи, качали насос, вращали большой ворот… .
Надсмотрщица следила за двумя старухами пилящими бревно, она безжалостно лупцевала их плетью, заставляя работать. Скоро старуха уже еле стояла на ногах, пот заливал глаза, а рубаха прилипла к телу, но боль, заставляла её работать.
Когда её пристегнули к стене, она, без сил, рухнула на матрац.
Так продолжалось пять дней: еда, "навоз" , "дойка" , работа, сон, еда, "навоз" , "дойка" , работа, сон… .
На шестой день, когда измученную старуху привели в "блок" , надсмотрщица повернулась к ней.
— Значит так, старая корова, адаптацию ты прошла. Пора тебе, вонючая тварь, пройти вторую стадию "воспитания"! Раздевайся, сука!