Буквально через минуту Борис вернулся: "Олег, оставь пока Машку — там лавки тяжёлые подвинуть надо!" Олег как раз только что полностью раздел дочку и чмокнул её в макушку: "Посиди, Мурка, я щас!". Я остался в зале один на один с Машей и стал исподтишка её рассмартивать. Девчонка была худенькой, особенно ноги — как спички, и только руки были неожиданно мускулистыми. Лобковых волос у неё не было, и я даже решил сначала, что она совсем пацанка, но умное, вполне взрослое лицо (весьма симпатичное) совсем не вязалось с её неразвитым телом. К тому же и грудки у неё были очень даже хороши, побольше чем у Колькиной сестры Людмилы.
Вдруг Маша отчаянно посмотрела на меня: "Простите, пожалуйста — вы мне не поможете?" — "Ну конечно помогу, только давай — "на ты"! Меня Денисом зовут, а ты Маша, да?" — (Уж сам не знаю, откуда вернулось ко мне самообладание наедине с голой девчонкой! ) — "Вот спасибо — меня надо срочно в коляску пересадить, а то я сползаю куда-то! Иногда мой папа такой недогадливый бывает — пересадил меня на это лавку, а держаться-то и не за что!" При этих словах девчонка окончательно потеряла равновесие и брякнулась на спину, нелепо раскинув ноги как поломанная кукла. От неожиданности я не успел вовремя среагировать, и теперь бестолково схватил её за талию. — "Не так — бери меня за ноги под коленки, а я за твою шею возьмусь! Не бойся, я не тяжёлая!" Она и не думала стесняться, а наоборот — держалась всё более свободно.
Поднял её я довольно легко, но мои руки сразу же съехали ей под коленки и чуть не соскользнули, совершенно не чувствуя ответной мышечной реакции. Если бы Маша не держалась крепко за мою шею, я бы её уронил наверняка. Непроизвольно Маша прижалась ко мне, и я почувствовал её грудки сквозь свою летнюю майку.
Машина попка свисала гораздо ниже сидения коляски (Да какая коляска? — Стул на колёсиках!) . Я несколько раз попытался подпрыгнуть, чтобы перехватить девушку повыше, но неудачно. Почему-то нам обоим стало весело, и мы одновременно рассмеялись. И тут же я почувствовал, что по моим ногам течёт что-то горячее и невольно замер. Маша тоже насторожилась, а когда раздалось журчание стекающей на пол струи, то всё поняла, и покраснела, как рак. Сверхъестественным усилием она подтянулась, наконец, на моей шее так, что я смог её усадить в коляску — "Ой, стыдуха! Денис, это я вас просто обписала! — (Маша от потрясения опять перешла "на вы") — Только вы ничего плохого не подумайте — я вообще нижней части тела не чувствую! Ой, ну какой позор — может, папа вам сейчас постирает?" — "Да что ты разойкалась — подумаешь, невидаль! Ты же не виновата, я понимаю! Во-первых, мы уже "на ты" договорились, а во-вторых — меня сестрёнки двоюродные три раза уже обкакивали! А сколько раз обписывали — так и посчитать нельзя! Когда я маленький был, так от меня другим доставалось, дело-то житейское!" — "Да я-то не маленькая!" — "Слушай — кончай! Скажи лучше — а чё это вы голые все вместе?" — "Чё-чё — прикольно! Мне нравится, а тебе разве нет?" — "Да нравиться-то нравится, но ведь — стыдно!" — "А, вот ты про что! Да если бы я всего стыдилась, так с моей болезнью и жить было бы невозможно! Я несколько раз пробовала умереть! До того случая я ведь здоровая была! А бегала как — никто из девчонок угнаться за мной не мог! — Да я и не дружила с ними, всё больше с мальчишками почему-то. А в 12 лет с крыши сарая на спину упала неудачно — всю нижнюю половину парализовало. Прости — я же ни какать ни писать не могу, как люди — всё само из меня течёт, вот даже и тебе досталось! А я ведь девочка была стеснительная. Хотя и бегала целыми днями с мальчишками, но при них никогда трусов не снимала, и даже не писала!