Тьфу, что за мысли! Вскочила, надела купальник и я готова к водным процедурам.
Вода была теплая, и мы накупались до одурения. Потом валялись на песке. От хорошего настроения девушка Наташа разыгралась, залезла на поваленное дерево и начала танцевать. Покачиваюсь, переступаю ножками, даже бедрами виляю. И не удержалась на бревне, оступилась и подвернула ногу. Мой крик Максима напугал. Подскочил ко мне, а я стою на одной ноге и на вторую не могу наступить. Реакция его была чисто мужская:
— Добаловалась! — и, не рассуждая, шлепнул меня по мокрому заду.
Но шлепками дела не исправить, нужно как то домой добираться.
— Я тебя на руках понесу.
— Нет, нет, что люди скажут. Я сама допрыгаю.
У Максима прорезался командирский голос военного человека.
— На плечах у меня поедешь.
— Как? — не могу понять, как я смогу забраться ему на плечи.
Максим решительно говорит:
— Раздвинь ножки.
И, поняв двусмысленность сказанного, поправился:
— Поставь ноги широко.
Связал нашу одежду в тючок и сунул мне в руки, потом зашел сзади, нагнулся и поднырнул между моих ног. Его голова торчит спереди между моих ляжек. Разогнулся и вот я сижу на плечах этой каланчи, лобком в его шею упираюсь. Так высоко! Для равновесия взял Максим меня руками повыше за бедра. Пальцы его лежат на границе трусиков купальника, а оттопыренные большие пальцы поглаживают мои ляжки. Ну, человек, даже сейчас ему обязательно надо потрогать… А Максим, тем временем, потихоньку целует внутреннюю сторону моих ляжек. Делаю вид, что не замечаю этого. Так и прокатилась на его плечах до самого дома. Что-то мамаша скажет?
А мамаша только улыбнулась и выдала.
— Если девушка верхом на парне катается, значит, в доме она будет главной.
Я от смущения краской залилась. А пирожки, между прочим, были вкусные…
В разговоре за обедом я узнала, что Максим хорошо рисует и мама уговаривает его бросить работу водителя у нашего шефа и поступить в художественное училище. Сразу пристала к нему:
— Нарисуй меня.
Смутился парень и как-то вяло ответил:
— Нарисую как-нибудь.
Ну вот, нарисовать меня не хочет, а как обниматься, потрогать везде, так лезет без спроса.
К вечеру обида прошла, мы сидели на лавочке и обнимались. И опять Максим пытался то погладить меня по ляжкам, то рукой за попку взяться. Я не давалась, убирала его руки. Потом рассердилась, встала и хотела уйти. Стою между его раздвинутых колен и говорю сердито:
— Найди себе другую, чтобы в неприличных местах щупать, а я не такая.
Ответ его заставил меня призадуматься:
— Другие, пускай сто раз покладистые, мне не нужны, мне только ты нравишься.
Глупо поступаю, как и все девушки из себя недотрогу изображаю, а так приятно, когда тебя везде трогают и щупают. Предлагаю Максиму найти другую и вдруг замечаю, что он меня обоими руками за попку держит в самом мягком ее месте. Сжимает легонько и поглаживает, хорошо, что задрать подол не пытается. А мне так приятно. Стою перед ним, глажу его волосы. И сил нет прекратить Максимово хулиганство.
*****
После этого долго не могла уснуть. Хотела найти книжку почитать и наткнулась на папку с рисунками. Сверху лежат рисунки реки, какие-то цветы на клумбах, учебные рисунки человеческих рук и стопы, а за ними карандашные рисунки голых женщин, наброски, сделанные скупыми штрихами. Контуры ягодиц, изогнутой линии спины, топорщатся груди, намечены складки в повороте тела. Никаких теней и детальной проработки, кроме лица… А лицо на всех рисунках мое. Нарисовано детально, со старанием, и можно сказать с любовью.
Вот я лежу на спине, закинув руку за голову и согнув в колене одну ногу. Груди вызывающе торчат, внизу живота видна темная мохнатка лобка — вот бесстыдник!