Из рассказов доктора Грушевского
За годы моей врачебной практики мне неоднократно приходилось помогать родителям (в основном — мамам) принуждать разбушевавшихся непослушных детей к принятию клизмы. Чаще всего дети капризничают просто из вредности, независимо от возраста они просто неспособны сформулировать, почему же именно им не нужно делать клизму. Однако случай, который произошел со мной пару лет назад — особый. Мне невольно пришлось заняться воспитанием одного 18-летнего хулигана, который постоянно грубил матери и прогуливал под разными предлогами занятия в институте.
Мать парня вышла на меня по рекомендации одной из моих постоянных клиенток — мамы 14-летнего подростка, у которого тоже были проблемы с поведением. Но уже после нескольких сеансов принудительной "клизмотерапии" мальчик стал гораздо более послушным, начал помогать маме по дому, и стал заметно лучше учиться. А через год его уже просто невозможно было узнать — вежливый, опрятный, услужливый, Никита выбился в "хорошисты" , записался в кружок бальных танцев, и взял на себя практически всю домашнюю работу, кроме приготовления пищи.
Я лично объясняю метаморфозы, которые происходят с трудными детьми в результате регулярного применения клизм не только положительным воздействием очистительных клизм на функции всего организма (а значит — и на функции головного мозга, на психику, настроение) , но и тем, что регулярная необходимость принимать на себя пассивно-подчиненную роль при медицинском контакте благотворно воздействует на самооценку прежде всего именно строптивых, агрессивных, избалованных детей-эгоистов. Пребывание в такой роли, с одновременным предоставлением в полное распоряжение доктора своего собственного тела (прежде всего — попки) помогает таким детям более реально оценивать свою собственную личность, постоянно убеждаться на собственной практике в том, что взрослые умеют, могут, и в конце концов ДОЛЖНЫ доминировать над детьми и подростками.
Однако в 18 лет личность человека уже практически полностью сформирована и, направляясь по вызову, я не знал, что меня там ожидает. Я надеялся только на то, что совершеннолетние юноши, у которых наблюдаются детско-подростковые сценарии поведения, как правило инфантильны, психически не зрелы, и следовательно — с ними еще можно и НУЖНО работать.
Дверь мне открыла изможденная, с потухшим взглядом сорокалетняя женщина. Мы поздоровались, познакомились, и прошли для начала на кухню, чтобы обсудить там с глазу на глаз более подробно сложившуюся ситуацию. Из соседней (единственной в квартире) комнаты доносилась громкая современная музыка:
Из разговора с мамой выяснилось, что юноше исполнилось 18 лет совсем недавно, но он уже как минимум 1, 5-2 года курит, и употребляет спиртные напитки. Мать не исключала даже, что Миша (так звали подростка) употребляет легкие наркотики, хотя сама она за этим занятием пока еще ни разу его не заставала. Мальчик грубил, чуть ли ни оскорблял мать, постоянно прогуливал институт под предлогом "болезни" , не помогал по дому и ничего не рассказывал матери о своей жизни. По слухам, он связался с какой-то нехорошей компанией.
Обговорив еще кое-какие моменты, я разложил на кухонном столе кое-какой свой "инструментарий" (в основном — различные насадки к клизмам) , и договорился с матерью, что она ни в коем случае не будет отговаривать меня от их применения в ходе воспитательного процесса — мы с ней должны действовать как бы единым фронтом, единой командой, а не пререкаться при сыне. Я объяснил женщине, что при умелом применении это не может причинить никакого вреда, тем более — такому большому мальчику, и что бы я ни делал с ее сыном — беспокоиться не стоит.
Когда мы вошли в комнату — мальчик сидел развалившись на диване, возился с компьютером, и, посасывая пиво из банки, демонстративно не обращал на нас никакого внимания. Я поздоровался с ним, назвав юношу по имени, но и на это он никак не отреагировал. Я отметил про себя, что мальчик внешне очень милый, симпатичный (выглядел он лет на 15) , и что было бы обидно отдавать его на "съедение" улицы. Убрав с журнального столика, за которым сидел мальчик, кое-какие порно-журналы, я освободил себе место, и стал также молча, не говоря ни слова, выкладывать на него свои приспособления.
— Э, это чё такое?! — нарочито грубым голосом проговорил подросток.
Я продолжал молча раскладывать инструменты. Мать, тем временем, внесла в комнату два пластмассовых ведра — одно наполненное наполовину теплой мыльной водой, а другое — пустое.Я достал из сумки рулон туалетной бумаги, баночку с вазелином, большую грушу и резиновую грелку со шлангом. Мать, как мы и договорились на кухне, заперла дверь в комнату на ключ (дело в том, что входную дверь в квартиру можно было в любом случае открыть изнутри, а глухая деревянная дверь в комнату запиралась — так что мальчик оказался у нас "в плену" , и не мог уже никуда улизнуть) .
— Блядь, чё такое, в натуре! — подросток привстал с дивана, но я с силой оттолкнул его обратно — так, что он буквально впечатался в спинку дивана.
— Слыш, ты чё!
— Не надо матом ругаться при матери. И при незнакомых людях — тоже. Это ты со своими приятелями сопливыми можешь как хочешь разговаривать, — спокойно сказал я. Мальчик снова попытался вскочить с дивана и даже, как мне показалось, на меня прыгнуть, но я опять с силой оттолкнул его.
— Слыш, ты чё толкаешься-то, а? — уже более естественным тоном спросил Миша.
— Не "ты" , а "ВЫ" , — поправил его я, — с незнакомыми взрослыми людьми на "вы" нужно разговаривать.
— Ты: вы чё тут разложили? — мальчик почуял неладное, и от волнения его голос стал срываться на фальцет.