— Ну как, все поняла? — резко спросил я, чтобы сбить ее панику. — Будем дружить или ругаться? Отпустить? Или продолжим наказание?
В глазах зверька зажегся огонек понимания: девочка услышала слово "отпустить" и уцепилась за него.
— Слушаться будешь? Отпускаю? — повторил я.
— Бу… буду! — с готовностью согласилась воспитанница. Первый сеанс дрессировки прошел успешно. Слушаться, она, конечно, пока не будет. Но какой-то опыт только что приобрела.
Я сразу же отстегнул карабины и осторожно развернул скрюченную девочку. Как ежика. Дашенька разогнулась, я ссадил ее на пол и поставил перед собой, придерживая за попку.
— Бедная попочка, — шутливо пошлепал я по ней, — горемыка несчастная. Твоя хозяйка балуется, а ты ни за что получаешь.
Пациентка уже успела восстановить душевное равновесие. Ведь я, связав, не воспользовался ее беспомощностью. Да что там, даже не наказал. Связывание оказалось просто игрой. Никакой катастрофы не случилось. А значит, ученица начала усваивать, что ее связывать можно.
— Она не получает, — гордо поправила меня озорница.
— Не получает. Пока. Но вот-вот начнет, если ты по хорошему и дальше понимать не будешь, — ответил я.
После пережитого Дашенька сейчас чувствовала себя совершенно свободной. По контрасту. Она даже мою руку со своей круглой попки не стряхивала: сейчас для нее это уже было мелочью.
— Дошло? — сказал я. — Все только от тебя зависит. Понимаешь, что тебе говорят — значит, и живешь как большая девочка. Не понимаешь? . . сама подумай: кто слов не понимает? Только младенцы. Вот и будешь в такие моменты превращаться в младенца. По справедливости.
— В младенца? — переспросила дурочка.
— Да. Буду пеленать, из бутылочки кормить, в колыбельку класть и по улице в колясочке катать.
Дашка фыркнула: решила, что я пугаю. Ха-ха, наивная ты моя…
— Мир-дружба? — повторил я.
— Ага, — решила дальше не спорить воспитанница.
Девочка подергала за ремень и протянула мне лапку с висящим на запястье браслетом. Мол, снимай с меня свои штуки.
— Хммм… — задумчиво потер я подбородок. — Нет. Мне понравилось. Так и будешь бегать. Так на тебя хоть какой-то угомон будет.
— Не буу-уду! — Дашка заскребла браслет, собираясь расстегнуть пряжку.
Малышка по-прежнему стояла у меня между колен. Я плотно сдвинул ноги, зажимая ее в тисках.
— Не буууду! — передразнил я ее, поймав за руку и легко прищелкнув запястье к ремню на поясе.
Дашка потянулась оставшейся на свободе рукой, чтобы расстегнуть. Конечно, я тут же пристегнул и вторую лапку: к другому боку пациентки.
Это был блеф. Второй раз упаковывать страдалицу было бы непростительной ошибкой: сначала она должна была переварить новый опыт и полностью отойти от первого раза.
Но Дашка поверила.
— Ай, отпусти-отпусти-отпусти, — снова завела дурочка старую шарманку.
— Нет, — отрезал я. — Только что объяснял: не слушаешь, что тебе говорят — и живешь, как младенец.
— Слушаю! Слушаю, что говорят! — девочка запрыгала, пытаясь вырвать свои ножки, зажатые между моих. — Слушаю! Буду! Буду! Буду!
Поясной ремень я на нее специально надел свободно. И сейчас Дашка легко крутила его на себе, дергая руками. Было очень похоже, что она задорно отплясывает, подбоченившись.
— Последний раз верю, — сказал я, опять расстегивая глупышкины карабины — Пользуйся моей добротой.
Девочка растерянно потерла один из браслетов. Повернула на себе верхний ремень. Потом нижний. И опустила руки.
— Да. Будешь ходить так. Мне очень понравилось. Значит, буду часто теперь так тебя держать.
*****
— А мне не понравилось! — топнула ножкой зверушка.
— А у тебя никто и не спрашивает! — закончил я разговор, шутливо, но довольно крепко шлепнув бедолагу.
Дашенька айкнула и взвилась вверх, потирая попку.
— Ну вот, а теперь, раз ты уже не младенец, а разумная девочка, которая в школу поступать собирается, то продолжаем с того места, где мы остановились. Дарья Голышкина, прыгаем на процедурный стол, готовимся к осмотру!