— Привет, это вы Дринк?
— Да. А ты Макс?
— Угу, — Мальчик кивнул и присел на скамейку. Он был в джинсах, белой майке и белой бейсболке. Длинные русые волосы чуть спутаны, нежный овал лица… Красивый мальчик.
— А почему Дринк? Вы пьете много? — Я улыбнулся. -Нет, я бросил, очень давно. Это наоборот, чтоб не забывать, что пить — плохо. —
— Я не люблю, когда пьют… — У нас появилась первая точка соприкосновения. Некоторое время мы молча смотрели, как дядя Макса катает на качелях мою внучку. Милочка сидела верхом у него на коленях и интенсивно дрыгала ножками, стараясь плотнее прижаться пузиком к мужскому паху. Их отношения развивались в правильном направлении.
— А вам… Ну, мальчики нравятся?
— И девочки тоже. А тебе?
— Не знаю… Нет, девочки нравятся, а мальчики…
— Но ведь ты пришел, значит тебе по крайней мере интересно это узнать? Не так-ли?
— Наверное… — Скамейку укрывали кусты, с дорожки нас видно не было, и я решился положить руку ему на плечи. Объятие было дружеское, без особого подтекста, но Макс немного напрягся. Мне стало весело. Стеснение мальчика играло мне на руку. Развязанность, хулиганистость создает гараздо больше проблем на первом этапе. Мне нравятся именно такие, с тонкой внутренней организацией, романтичные и чуть робкие подростки.
— Это правильно. Познать мир по книжкам и рассказам других невозможно. Надо пробовать. — Я чуть сильнее прижал к себе мальчика, коснулся пальцами гладкой кожи щеки. Макс повернул лицо и не отстранился, когда мои губы приблизились и коснулись его губ. Видимо он ждал и внутренне готовился к такому развитию событий. Мой поцелуй был краток и очень нежен. Я не хотел давить на него, торопить события. Пушистые ресницы затрепетали и несколько раз махнули, пряча стыдливую задумчивость глаз. Губы, ставшие вдруг по-девичьи пухлыми, остались приоткрытыми. Не давая мальчику время на сомнения и критическую оценку, я снова поцеловал его. Долго, мягко, но уже открытыми губами и языком.
Рука несколько раз прошла победрам, и Макс нерешительно обнял меня в ответ и стал пытаться отвечать на поцелуй. Скорее всего он уже целовался с девочками, но теперь сам находился в роли его юных подружек, был ведомым, Он начинал учиться отдаваться чужой ласке, и ему это нравилось. Мои пальцы несколько раз коснулись его паха через джинсы. Твердая ткань мешала полностью выпрямиться его члену, но он уже ожил и прощупывался упругой колбаской, прижатой к бедру. Ненавижу джинсы! Только тупые американские пастухи могли носить не снимая сутками эту дерюгу. Тугая пуговица, тугая молния… и вот он, мягкий, чуть влажный трикотаж, а под ним горячее, твердое, упругое, живое!
После каттона резинка трусов не казалась препятствием. Лобок уже покрыт мягким пшком, налитые спермой яички поджаты и писюнчик вздрагивает, готовый стрельнуть первым нетерпеливым зарядом. Этого мне и хочется! Я не дрочу, я целую Макса и просто ласкаю член. Глажу яички, едва сжимаю ствол и сосу нежные губы. Мальчик уже не в силах сдерживать напряжение, его беда двигаются в истинктивном стремлении погрузить воспаленную плоть, хоть куда-то, где можно оставить семя, но места нет, и сил сдерживаться нет! Предел пройден… Моя рука становится влажно-липкой, но я продолжаю скользить по чуть опавшему, но все еще налитому кровью писюнчику, размазывая мальчишеский сок. Поцелуй превращается в короткие, легкие прикосновения губ, но я не отпускаю ребенка, понимая, что ему ужасно стыдно сейчас.
— Пойдем, надо привести тебя в порядок, — Я говорю это очень тихо и очень деликатно. Отведя мальчика в кусты, я сам стягиваю с него джинсы. Он тих и послушен. Испачканные спермой трусики превращаются в салфетку, которая исчезает у меня в кармане, а штаны одеваются на голое тело. Кросовки Макс одевает сам.
— Кстати, — замечаю я, — Многие мачо так и носят джинсы: на голое тело. — Макс смотрит на меня и, наконец, улыбается. Мы идем к туалету. Из женского отделения появляется мой приятель и внучка. Глядя на довольную мордочку Милочки, я догадываюсь, чем они там занимались. Ну-ну!
— Тебе понравилось? —
— Не знаю… — В голосе Макса слышится неуверенность, может быть чуточку смущения и грусти. Так и должно быть, мы все грустим по оставленному где-то семени… Я стараюсь отвлечь мальчика легким разговором ни о чем, хмыкаю и поддакиваю, где надо, увожу подальше от места и мыслей, привязанных к этому месту. У киоска позволяю ему самому сделать выбор: пиво? , энергетик? Нет. Умничка, он выбирает банальную колу, это хорошо, я тоже беру банку "грязной американской воды" и пшикаю, предусмотрительно вытянув руки. Макс оживился, вертит головой вслед за проходящими девушками, его юное тело в непрерывном нетерпеливом движении, перетекании из позы в позу. Пришло время для второго акта водевиля. Мальчики быстро нагуливают аппетит…
Едва захлопнув дверь, я обнимаю и целую Макса. Он не отстраняется и отвечает мягким шевелением губ, льнет ко мне, словно всю дорогу ждал и готовился к этому поцелую. Ему все-таки понравилось, очень понравилось… Пальцы, помимо воли, сами находят знакомую тугую пуговицу, джинсы неожиданно легко соскальзывают на бедра, под ними ничего, кроме теплой, гладкой по-детски кожи. Попка, бедра, налитый упругостью писюнчик… Какой же он сладкий! Я почти теряю голову, когда Максим начинает искать пуговицу моих брюк. Ее нет, я не люблю тугие пояса, мои брюки на широкой мягкой резинке, и узкая мальчишеская кисть легко проникает под нее, тут же касаясь давно отвердевшего члена. Трусы летом я тоже надеваю редко… Мы целуемся в коридоре, в спущеных штанах, соприкасаясь воспаленной желанием плотью. Нет, кончать сейчас никак нельзя! Надо еще так много сделать: освободить ноги мальчика от брюк, снять футболку, раздеться самому… Макс стоит рядом голый, в одних носках, и смотрит как я раздеваюсь, то-ли прикрывая, то-ли лаская свой торчащий писюн.
Я включаю свет, открываю дверь ванной и замечаю изумленный взгляд, застывший на моем чисто выбритом лобке. Мне интересна и важна его реакция, но ничего кроме любопытства и удивления на лице не замечается. Это хорошо.
— Как видишь, брить можно не только бороду и усы. Жаль, что Петр 1 в свое время сюда не добрался… Да и бояре такого не потрпели бы. Хотя, что там, что тут — рудимент, не более. — Макс задумчиво слушал, хлопая глазами. — Ты же учил в школе про атавизмы и рудименты? —
— Ну да, учили… Я просто подумал… — Что он подумал, Макс так и не сказал. Я настроил душ. Мне приходилось купать мальчиков, но были они гараздо младше, да и пиписьки их не торчали так вызывающе. Я не использовал мочалку, скользить мыльными руками по телу было так приятно, особенно "случайно" задевать выступающую впереди часть юного организма. Максим стоял, как послушный мальчик, которого купает мамочка, только у этой мамочки почему-то вырос хуй… Ополоснув мальчишку, я вручил ему мыло. Понятное дело, что наше купание было больше ритуалом, чем гигиенической процедурой, хотя, одно другому не мешало. Макс с видимым удовольствием мыл мой член. Тонкие детские пальцы исследовал, ощупывали, наслаждались прикосновением к мужской плоти. О чем он думал в эти минуты? Я так наверное и не узнаю.
— А тут уже отростает… — сообщил мой юный приятель, водя пальчиком по лобку.
— Сейчас поправим. — Я взял с полки станок. — Хочешь? — Максим отрицательно помотал головой.