Дальнейшей тирады я не слышала. Заведя мотор, я сдала назад и проехала мимо покрасневшего и шлепающего мокрым ртом провинциала.
Поездка к нотариусу прошла на удивление быстро. Не пришлось ждать, документы были уже готовы, оставалось только прочитать и расписаться. Люблю эффективность. Квартира переходила в мою собственность после того, как подписанные документы будут переданы в госорганы. Оставалось дождаться ответа от чиновников — самая скучная и ненадежная часть. Но в целом все прошло отлично.
Нотариус, седоватый мужчина с интеллигентной бородкой, каждые пять секунд сладко улыбался и уверял, что все будет сделано на "отлично". Я поощрительно улыбалась в ответ. Неплохое начало деловой поездки.
На обратном пути я заехала в магазин, купила продукты на ужин и направилась домой. Да. Теперь это действительно был мой дом… на какое-то время. Я надеялась, что не слишком надолго. Город уже начал пропитывать все своим провинциальным запахом: одежду, сиденье, даже меня саму. Я терпеть не могла возвращаться сюда. А уж люди… вспомнился корявый хам с "Нисаном". Надо поскорее уезжать.
В этот самый момент я услышала треск, исходивший из колонок. Что такое? Рука дернулась к панели магнитолы, но та была выключена. Треск, однако, становился все громче, и я притормозила у обочины.
— Ну… — невольно я надула губы, сердясь. — Начинается… только из сервиса же, что еще за проблемы?
Вдруг на фоне треска прозвучал ужасный, оглушительный писк. Как будто кто-то нажал кнопку и включил самый отвратительный звук на Земле. Я поморщилась и зажала ладонями уши, но писк не заглох. Он стал сильнее, и в висках застучала кровь. Голова разболелась, глаза заслезились, я потянулась к дверце, чтобы выйти наружу.
— Стоп, — я не сразу поняла, что с треском и механическим писком сливается голос. Странно знакомый голос.
— Да что за черт, — прошипела я. — радио с ума сошло, что ли?
— Это не радио, Мариш, — произнес тот же голос, и писк вдруг сделался тише. — Это я.
Меня как будто ударили под дых. Пальцы на ручке двери разжались, я посмотрела на мертвую магнитолу, оглянулась на динамики за задним сиденьем.
— Вадик?
Голос принадлежал моему мертвому брату.
— Я, Мариш, я, — теперь писка почти не было, только треск, сопровождавший каждое слово.
— Но ты же… — я не верила, что это говорю. — Ты же умер.
— А ты и рада? — скрежещущий смешок показался очень холодным, как будто смеялся робот.