— Да, моя госпожа, мне нравится, я люблю вас. Я сделаю всё, что вы мне прикажете.
— Всё правильно, ты умная девочка. Посмотрим, достойна ли ты стать моей подстилкой. Ты принесёшь свою работу завтра ровно в девять, и если меня что-либо не устроит — будешь наказана. Тебе ясно? — спросила она так же строго, отдёргивая каблук от моей ноги.
— Да, госпожа.
— Я знаю, что ты можешь, только ленишься. Я выбью из тебя лень. Ты сделаешь для меня всё, что я захочу. Любое моё желание теперь для тебя — закон. Тебе будет тяжело, но не смей себя беречь ради меня. Надеюсь, это тоже понятно? Я доходчиво объясняю, или надо ещё раз причинить физическую боль?
— Мне всё понятно. Я сделаю всё, что вы прикажете.
— И навсегда забудь про стулья и табуретки. Теперь их для тебя не существует. Передо мной можно находиться только стоя на коленях. Хочется верить, что в этот раз краснеть за тебя не придётся. За сегодняшний твой косяк будет отдельное наказание. Сегодня же вечером. Если я про него забуду, ты мне о нём напомнишь. И не дай бог меня что-либо не устроит.
Опять воцарилась длинная пауза. После чего тишину кабинета сотряс очередной звонкий шлепок. Щека моя вспыхнула новым огнём, а внутри заворочались жернова сладостного томления.
— Ты слышала про стулья и табуретки?
— Да, госпожа, — ответила я, опускаясь перед ней на колени.
Перед моим взором предстал слегка трепещущий край подола короткой юбки и покатые бёдра, обтянутые чёрной, матово мерцающей лайкрой. Настолько близко, что просматривался узор тонкой вязки дорогих колготок. Обволакивающе-томное благоухание госпожи слега коснулось моих ноздрей. Но приникнуть лицом к ноге без приказа я не смела. Его и не последовало. Не последовало на сей раз. Однако я осознавала, я чувствовала, что очень скоро это произойдёт, и я буду целовать эти ноги множество раз, опускаясь в своём достоинстве всё ниже и ниже. Она порабощала со знанием дела, давая ощутить в полной мере мою сущность самой грязной на свете половой тряпки.
— Я поставила на тебе свою первую печать. Скоро их будет много. Целуй, поблагодари за боль, — придвинула она свою руку, хлеставшую меня, к моему лицу.
Я в страстном порыве прижалась губами к бархатисто-атласной коже, и несколько раз лизнула её кончиком языка. Лишь после этого хозяйка позволила мне подняться с колен.
— А теперь пошла вон. И не смей при мне хромать. На самом деле, это не опасно. Я знаю, куда нужно надавить, и как правильно пытать. Я хочу, чтобы ты об этом помнила.
Я пережила незабываемые минуты блаженства, несмотря на нестерпимую боль. Если кто-либо полагает, что хозяйка, измываясь над жертвой, громко при этом ржёт как кобыла и развязно себя ведёт, порою в нетрезвом состоянии, размахивая плетью по сторонам, тот глубоко ошибается. Такое можно увидеть лишь в глупых порнушных роликах, слепленных наскоро доморощенными режиссёрами. С привлечением первых попавшихся криворуких и кривоногих бездарных актёришек, лицедействующих весьма предсказуемо. Этой похабщиной на всех языках интернет буквально кишит. Толстые, худые, постарше, и помоложе, наспех одетые, с помятыми физиономиями действующие лица, небритые и растрёпанные, подобно марионеткам в дешёвом кукольном театре совершают нелепые телодвижения с непристойной демонстрацией отвисшего и скукоженного хозяйства во всех ракурсах.
Они курят в лицо, тушат окурки о язык невольника, лупят его промеж ног прямо по яйцам, и при этом хохочут как дуры. Ещё зачастую обссыкают своих рабов с головы до пят, обожравшись в преддверии пива, заставляют их прилюдно заниматься так называемой уринотерапией. Золотой дождь? Но только не с такой подачей. Б-рр! Эти сцены, сплошь один к одному, способны вызвать лишь омерзение. Настоящая же Госпожа с большой буквы, действует утончённо и властно, используя дресс-код поведения истинной аристократки. Она никогда не выпендривается, как проститутка. Не гогочет, брызгая слюнями в объектив как мартышка, и не выбрасывает коники перед камерой.
Её главное оружие — это железная воля, а не вывернутая наружу голая сиська. Её власть — вовсе не забава для тех, кто любит погонять лысого перед монитором. Настоящая госпожа покоряет навеки, и подчиняет навсегда, словно гипноз. Это неотвратимое наваждение на всю оставшуюся жизнь. И это — самое настоящее счастье. Оно приходит во снах, и порою, в мечтах. А когда, наконец, эти мечты воплощаются в реальность, возникает понимание того, что ты рождена лишь для подчинения. Кто это не пережил, значит, не жил вовсе. Таково моё порочное убеждение, которое умрёт вместе со мной. Жить и сгорать в испепеляющей страсти зная, что госпожа в любой момент не просто накажет. Она вместе с болью подарит истинное наслаждение. Ну а тем, кому недоступен порочный секс, те, кто привык лишь совокупляться в постели ради удовольствия, или заделывая потомство, пусть же завидуют. Пусть презирают и плюются в мою сторону. Но подобное таинство настоящей любви им пережить не дано…