— после маминой смерти?
— да, да! уже некому было заступаться за меня. . и дубасила я тебя. . прости, Мишка. . ты был мне, как боксерская груша. . и все терпел. . почему? почему ты позволял мне это?!
— так. хватит слёз и соплей. . мне кажется, у тебя достаточно мозгов, чтобы понять. .
— сволочь! ты думаешь, пришло твое время поиздеваться?! !
тут уже Мишка и сам был вынужден схватить свою подругу в охапку, пытаясь прекратить ее истерику.
— Ласка, я люблю тебя. .
судороги Билли прекратились почти мгновенно, и она уставилась на Мишку своими бездонными синими глазами.
— откуда? . . откуда ты знаешь это слово? — в исступлении твердила девочка, словно то, как называла ее мама значило больше, чем то, в чем только что признался Мишка.
у Биль уже не осталось сил на рыдания, и она тихонько завыла, как раненая собака.
— скажи, Мишка. . скажи правду. . это что, по-настоящему?! . . нет, я не выдержу. . , — с губ девочки снова стали литься ругательства. .
— я! психопатка дурная! зачем я тебе? шляемся вместе, приколим, что тебе еще надо? . .
— а тебе не надо, — Мишка взял Биль за щеки и прижался к такому родному, но в то же время, наконец, любимому, ох, какому любимому! — личику лбом, потом носом, и, наконец, губами…
— навсегда? — девочка оторвалась, переводя дыхание.
— навеки. чтоб я сдох. .