Наконец жадные дрожащие пальцы школьника достигли низа платья Аллы, помедлили, ухватились за него, еще помедлили и потянули его вверх. Лиза завороженно смотрела, как неторопливо открываются бедра химички, расщелина между ними становится все шире и темней, потом вдруг резко начинаются небольшие ягодицы… Пальцы одной руки Вити скользнули туда, между ними, вторая рука продолжала подниматься, задирая платье. Открылась ямочка над расщелиной — дальше задирать одежду было трудно, да и не нужно. Рука застыла, просто поглаживая тугие ягодицы. Зато вторая все глубже уходила между ними, ерзала и елозила там, и это под непрерывные звуки поцелуя, пыхтение и стоны…
*****
— Выходи один и иди прямо в лицей. Если будут спрашивать — был у друзей. Каких — неважно. Или у девушки. Придумай заранее. Все понял?
Он энергично кивнул.
— И вот еще что, Андрей. На уроках ты позволяешь себе в отношении меня дерзости…
— Простите, Елиза…
— Нет, отчего же, — перебила она его с ядовитой улыбкой, — пока ты успешен в учебе, я готова это терпеть. Но стоит тебе получить одну четверку — и за каждую выходку я начну делать тебе замечания. А уж после тройки я буду выгонять тебя за дверь.
— Что вы, Елизавета Ивановна… Да я… Да я теперь буду тише воды… Простите меня, если я…
— Все, замяли, — как бы устало сказала Лиза, но в душе ее играли фанфары.
***
Лиза жила в так называемом "втором корпусе", точнее, пристройке к общежитию. Туда вел отдельный вход с отдельным ключом. На этаже было всего четыре комнаты, из которых две были постоянно заперты. Единственным соседом Лизы был сумрачный тип нерусской наружности, которого она встречала и в школьных коридорах тоже — то ли охранник, то ли уборщик. Будь он посимпатичнее, она бы наверняка уложила его в постель — а что, до его комнаты три шага по коридору, школьники ничего не видят. Но он лишь односложно здоровался, не проявляя никакого интереса к ней как к женщине, что, вообще-то, ей было непривычно. Он даже будто бы избегал ее. Лиза предположила, что за всем следит "большой брат" в лице Сергиевской, и ее соседу запрещено подкатываться к училкам. Она оказалась права, постепенно постигая тайную логику взаимоотношений в "Четвертом".
Итак, перед визитом к химичке Лиза волновалась чуть ли не больше, чем перед встречей с Андреем. Почему? Она не знала. Вроде бы уже был опыт групповухи со школьниками в присутствии учительниц, здесь же участников было втрое меньше.
Видимо, дело было в Алле. Ее неординарность и электрическая привлекательность даже Лизу не оставили равнодушной, и она невольно задавалась вопросом, неужели увидит изящную азиатку без одежды, увидит, как та возбуждается, отдается, сосет, кончает. Лиза была даже удивлена самой собой, когда, привычно лаская себя перед сном, мысленно видела вовсе не Ашмарина, а именно Аллу. "Я что, становлюсь лесбиянкой? — лихорадочно думала Лиза, яростно работая ладонью, — Почему же это происходит тогда, когда мужиков хоть пруд пруди?".
Почему-то Лизе казалось, что встреча не получится: либо Виктор не придет, либо Алла заболеет. Однако в тот день, встретив химичку в коридоре, Лиза сделала вопросительное лицо, и та утвердительно кивнула в ответ. Итак, было ясно, где и когда. Не было ясно, как. Учительницы не обсуждали, кто и чем будет соблазнять Ашмарина, кто сделает первый шаг. Лиза подумала, что их совместного опыта должно хватить.
— А вот и Елизавета Ивановна! — услышала она из-за двери, и хозяйка предстала перед Лизой. Делая шаг в коридор, Лиза опустила глаза — Алла буквально ослепила ее своей вопиющей сексапильностью, хотя казалось, куда уж больше было…
Скинув плащ, Лиза прошла в комнату. Виктор сидел в кресле и при появлении математички словно вжался в него глубже. От внимания Лизы не ускользнули явные признаки возбуждения парня, хотя основное действо еще не началось.
Костюмы прекрасных дам били рекорды смелости и откровенности. Ладную фигурку Аллы короткое вишневое платье облепляло так плотно, что, казалось, выявляло каждую жилку и бугорок на теле. Разумеется, ни намека на нижнее белье под этим платьем не наблюдалось.
Лиза не отставала, хотя пошла по немного другой дорожке. Ее светло-голуба юбка была тоже так коротка, что трусики невозможно было скрыть от наблюдателя при любой сидячей позе и при большинстве стоячих. А блузка хоть и не прилегала к телу, зато имела очень открытое декольте и такие широкие проемы для рук, что голая грудь была видна сбоку, стоило хозяйке лишь слегка оторвать руку от корпуса, и сверху при малейших наклонах.
Сели за стол. Виктор, разумеется, оказался посередине, и как заведенный вертел головой, не зная, что привлекает его больше: торчащие сквозь платье соски химички или вываливающуюся из блузки грудь математички. Когда же одна из дам вставала, чтобы сделать несколько шагов по комнате, он следил за ней, видимо, даже не осознавая, насколько смешно это выглядит со стороны. Лиза сидела, положив ногу на ногу, чуть ли не касаясь Ашмарина голой коленкой, но когда она вставала, ему на мгновение била в лицо ослепительная белизна ее нижнего белья.
И вот тут со скромным и тихим парнем произошла странная метаморфоза. Он стал смелеть на глазах, что выражалось в том, что он начал говорить обеим учительницам комплименты, причем они становились все откровеннее и откровеннее, если не сказать, похабнее.
Спиртного за столом не было во исполнение заветов Сергиевской, поэтому такое изменение имиджа можно объяснить только возбуждением. Говорил исключительно Виктор, обычно немногословный. Сказал о том, что половина класса наслаждается внешним видом и одной, и другой учительницы, что мальчишки спорят чуть ли не до драки, кто красивее и привлекательнее. Говорил о том, что всем хочется успевать именно по химии, биологии, информатике и математике, чтобы заслужить похвалы "первых красавиц лицея" (это были его слова) . Тем самым, не осознавая того, он обосновал систему преподавания, скажем так, снизу, со стороны учащихся, чем еще раз доказал ее эффективность. Далее Витя сказал о том, что скромная одежда, которую обе дамы носят в лицее, не дает возможности полностью оценить "все достоинства их бесподобных фигур". И вот он один, Виктор Ашмарин, заслужил возможность "убедиться, что наши обожаемые Алла Сергеевна и Елизавета Ивановна еще привлекательнее и сексуальнее, чем нам это казалось раньше", и что "только ради этого стоило побеждать на олимпиадах".
Лиза покосилась на Аллу. Та сидела, сохраняя внешнее спокойствие, но сверкающие ее глаза показывали, что она наслаждается словами парня. "Неужели она так чувствительна к комплиментам?" — подумала Лиза, хотя даже ее саму эти слова слегка заводили, причем она верила в их искренность. Еще бы ей не верить, если она сама так думала!
Поскольку его никто не прерывал, Витя перешел к детальному анализу внешности героинь. Причем ни до, ни после этого, он тактично ни разу не намекнул на их сравнение, то есть "то-то у этой лучше, чем у другой". Он сказал, что "Алла Сергеевна производит завораживающее воздействие на любого наблюдателя сочетанием сексапильности, изящества и неординарности внешности", а Елизавета Ивановна "обладает красотой настолько идеальной, что рано или поздно ее снимут для обложки модного журнала". И вообще, обе они заслуживают гораздо большего, чем быть простыми учительницами. Комплименты стали пестреть словами "попка", "грудь" и "ножки", то есть уже мало походили на комплименты. Ашмарин словно возбуждал самого себя произнесением этих запретных слов, которые он явно раньше никогда не употреблял в присутствии тех, к кому они относились.