Вторым уроком была математика, четвертым — английский. Перед его концом Лиза заперла дверь, сменила юбку, расстегнула пиджак и две пуговицы блузки, отперла дверь и села за стол. Буквально через минуту заглянул Староверов.
— Дверь запри, — неприветливо сказала Лиза, не вставая, — Вот тебе вариант. Садись на свое место и пиши. Время пошло. Напоминаю — последний шанс.
Последнее замечание имело двойной смысл — он мог попросить ее разрешения сесть за другую парту. Тогда Лиза спросила бы "Почему?", изобразив на лице крайнее изумление. Он вновь был бы поставлен в неловкое положение. Правда, теперь все его положения были неловкими… Но он молча сел на то же место. От внимания Лизы не ускользнул взгляд, который он бросил в открытый ворот ее блузки. Лиза знала, что там открывался прекрасный вид на расщелину между грудей и даже на тело под ними. Интересно, подумал ли он тогда о том, что никогда раньше, ни на одном уроке, она себе такого не позволяла?
Да и юбка теперь открывала куда более смелый вид на ее промежность. Уже не скрываясь, Лиза расставляла ноги чуть ли не во всю ширь. Она закидывала одну на другую, скрещивала голени, вынув пятку, игриво раскачивала туфелькой, словно в задумчивости, поглаживала руками колени. При этом верхняя часть ее тела тоже пребывала в постоянном движении: Лиза наклонялась над столом, чтобы достать далеко лежащую бумажку, закидывала руки за спину, отчего блузка натягивалась с опасностью треснуть, а соски протыкали тоненькую кружевную ткань. Еще она облизывала губы, активно посасывала ручку и встряхивала своей рыжей гривой… Одним словом, только фонарный столб не возбудился бы, наблюдая эту молодую, озабоченную и чертовски сексуальную стерву…
*****
— Неплохой прием. Тонкий, но действенный, сама пользовалась не раз. Ну-ка, садитесь, как вы обычно сидите. Нет, пока ноги не раздвигайте. Чуть левее стул. А сами повернитесь чуть правее. Таз глубже, ближе к спинке. Отлично. Попробуйте найти стул пониже… Теперь раздвигайте ноги. Ну, не так же — это уже вульгарно! Вот, зафиксируйте, запомните положение всех частей тела. А стул пониже вам явно не помешает. Пойдемте, кажется, у меня в кабинете как раз такой.
… Через два дня Лиза назначила так называемую "итоговую контрольную работу" — дело шло к концу полугодия. Задачки она, как обычно, выписала на доске и, когда все расселись, распределила варианты. Школьники стали списывать условия с доски, постепенно погружаясь в размышления. В тишине раздавалось только пыхтение, шорох бумаги и скрип ручек.
Выдержав небольшую паузу и убедившись, что все в порядке, Лиза, как ни в чем не бывало, уселась за свой стол (при этом неуловимым для постороннего глаза жестом поддернула юбку на несколько сантиметров выше) и, сделав вид, что работает, раздвинула ноги — именно так, как ей посоветовала Надежда.
Боковым зрением она видела склоненную над столом голову Ильи. Она знала, что если для большинства остальных задачи представляют определенную трудность, то он должен справиться с ними без проблем и раньше всех, как обычно, сдать работу и с победным видом выйти из класса. Если Лиза все рассчитала правильно, то он сегодня не только задержится, но и наделает ошибок.
Первые пять минут парень старательно глядел то на доску, то в листок, и на учительницу, как обычно, не обращал внимания. Лиза начала терять терпение. Она все чаще оглядывала класс и негромко делала замечания типа "Не вертись", "Перестань списывать", "Потише, пожалуйста". Она с трудом удерживалась, чтобы не подавать голос чаще, чем требовалось, только чтобы привлечь внимание одного единственного ученика. Она бы сделала замечание и ему лично, чтобы он невольно взглянул на нее, но Староверов, как нарочно, не давал и тени повода: молчал и лишних движений не делал. Но через семь минут (Лиза посматривала на часы) случилось то, что должно — решив первую задачу, он позволил себе секундный отдых, шумно выдохнул и… бросил на нее взгляд.
Опустив голову, Лиза не смотрела на журнал, лежащий перед ней, а исподлобья следила за Ильей. Она заметила, как он замер, задержал дыхание и секунду спустя судорожно сглотнул. Лиза тоже замерла. Она не только боялась пошевелиться, но тоже затаила дыхание. Ее промежность стало словно жечь огнем, и она вспомнила слова Сергиевской о том, как кожа ощущает направленные на нее жадные взгляды. Испарина предательски выступила на лбу, в животе сладко заныло, рот пересох…
Такую смесь стыда, удовольствия и возбуждения Лиза ощущала всегда, когда мужчина смотрел на нее обнаженную — целиком или частично. Еще будучи студенткой и в теплое время года разгуливая в коротких юбках и обтягивающих маечках, Лиза иногда чувствовала такое, если мужчина разглядывал ее прелести чересчур пристально. Подобное она переживала, купаясь на диких пляжах в присутствии посторонних.
Началось все, когда ей было четырнадцать, и она заметила, что, принимая душ на даче, она становится объектом наблюдения соседского мальчика через дыру в заборе. Тогда Лиза впервые почувствовала это наркотическое, пьянящее ощущение "Мной восхищаются, меня хотят, обо мне мечтают". И она старалась стоять под душем как можно чаще и как можно дольше, крутилась, наклонялась, излишне тщательно растирала воду на груди, лобке и попке. Выходя из-под душа, она чувствовала, как набухли соски, как налились кровью ее тогда еще безволосые губки. Лиза уже знала, что это признаки сексуального возбуждения, и удивлялась, что испытывает его именно в этой ситуации — тогда она еще не могла этого объяснить.
Чуть позже, став женщиной, она почти всегда (если было достаточно светло) до, и даже после секса, не упускала возможности, как бы нечаянно, покрасоваться перед любовником в голом или полуголом виде. Чуть ли не половина из них даже прямо просили ее об этом. Еще она любила в транспорте, например, если напротив нее сидел мужчина, как бы случайно раздвинуть ноги и наблюдать за его реакцией. А если он стоял рядом с ней сидящей, она умудрялась незаметно для него расстегнуть верхнюю пуговку. Это происходило часто, но все равно, всякий раз этот эксгибиоционизм доставлял ей ни с чем не сравнимое порочное ощущение счастья.
Она знала, что видит Илья: ее стройные, гладкие ножки в тончайших черных чулочках, мягко уходящие в туннель под черной юбкой (она специально надела темное, чтобы ослепительно белые трусики светились как можно ярче) . Если взрослый мужчина созерцает эту сцену несколько секунд, чтобы потом со вздохом отвести глаза, то Илья словно выполнил команду "замри" — похоже, такое он раньше не видел. Через три минуты Лиза позволила себе поднять голову и, тщательно избегая взглядом лица Староверова, обвела класс. Но боковое зрение показало ей, что ее уловка работает даже лучше, чем она предполагала: его лицо было красным, ручка мелко дрожала в пальцах. Он так и не прикоснулся к бумаге с той секунды, как взглянул на нее. Выждав еще две с половиной минуты, Лиза применила один из приемов, которые сама придумала: сделав вид, что просто изменяет положение туловища, она на мгновение открыла промежность еще шире (Илья непроизвольно вздрогнул) , затем на несколько секунд свела ноги (он нервно выдохнул) и, словно увлеченная изучением журнала, медленно раздвинула их на прежнюю ширину.
"Вторая серия", — подумала она. Но, по законам кинематографа, напряжение нагнеталось, и вторая серия не была простым повтором первой: да, она сидела в той же позе, но Илья вышел из неподвижности: он ерзал, пыхтел, вертелся, при этом глаза его были словно привязаны канатом к ее промежности. Очередной раз осматривая школьников и делая замечания, Лиза уже без труда видела, как крупный пот катился по его лицу.
Через несколько минут она заметила, как троечник списывает со шпаргалки. Лиза встала (при этом ловко одернув юбку) и, подойдя к нему, заставила отдать ей шпаргалку, отняла листок и выгнала его из класса. Чуть позже работу сдал ее давний любовник Рогер, следующим — Ашмарин. Урок подходил к концу, класс невнятно шумел, разминая затекшие руки, шеи, спины. Теперь, усевшись за стол, Лиза держала ноги плотно сжатыми. Задача ее была выполнена: на оставшееся время написать контрольную не смог бы сам Лобачевский.
Так она осуществила первый этап мести Староверову: за то, что он ни в грош не ставил ее женские качества и за то, что не желал углублять свои знания и развивать способности.
Бедный парень сдал свою работу одним из последних. Не обращая на него внимания, она все равно уловила, что он смотрит на нее расширенными влажными глазами — так, как никогда раньше не смотрел.
***
На следующий день она объявила оценки за контрольную — всем, кроме Староверова. Из одноклассников никто этого не заметил, зато сам Илья сидел, как побитая собака. Проведя урок, Лиза равнодушным голосом сказала: "Староверов, задержись на минутку". Когда все вышли, он подошел к столу. На него было жалко смотреть.
— Как это объяснить? — как могла строго спросила она, выкладывая на стол листок.
Илья молчал.
— Решена только первая задача, самая простая, от второй переписано условие — и все. Это даже не три, это жирная двойка. Два за итоговую контрольную! Далее по цепочке — три в полугодии, в году в лучшем случае четыре.
Староверов чуть не плакал. Снова красный как рак, но уже от стыда, а не от возбуждения, он упер подбородок в грудь и разглядывал свои ботинки.
— Илья, что случилось? — сменив тон, участливо спросила Лиза.