Надежда знала, что по математике у Кобленко стоит твердая тройка и ни о каком поощрении речь идти не может. Значит, Лиза сорвалась. Тогда говорить с ней бесполезно — влюбленная женщина не воспринимает аргументы. Не исключался и вариант навета, ошибки, провокации — все это бывало в обширной практике директрисы. Значит, собрать объективную информацию и потом принимать решение.
Как Кобленко собирается доказывать свои слова? Включить диктофон? Если Лиза это заметит, она, возможно, сама одумается. Если нет — поставить ультиматум с опорой на вещдок: либо она оставляет парня в покое, либо увольняется. Но Сергиевская решила сначала получше узнать, что из себя представляет этот Дима.
Едва он ушел, Надежда вызвала Светлану Николаевну. Та явилась после уроков.
— Что вы можете сказать о Кобленко?
— В прошлом году занимался очень хорошо, писал прекрасные сочинения. Я выдвинула его на олимпиаду, и он занял второе место.
— Поощряли?
— Да.
— А в этом году он изменился?
— Скатился на тройки. Говорят, связался с плохой компанией. Он вообще крайне непостоянный, даже в прошлом году таким был. То отвечает блестяще, то молчит как пень. Но вообще парень очень неглупый.
— Можно рассчитывать на его исправление?
Теперь пришла пора задуматься Ковач.
— Я не могу сказать, Надежда Георгиевна, — наконец призналась она, — Он совершенно непредсказуем.
— Тогда недели через три поговорите с ним. Как обычно — либо он берется за ум, либо переходит в обычную школу. Что сейчас можно считать для него существенным достижением?
— Четверку в году, но вряд ли вытянет… . Что, он натворил что-то? — осторожно спросила Светлана.
В "Четвертом" дисциплина была жесткой как для учителей, так и для учеников. Школьник, не оправдавший возложенных на него ожиданий, тихо, без шума, спроваживался в учебное заведение рангом пониже. Однако, в этом случае удар косвенно приходился по тому учителю, которой его "опекал". В данном случае — по Ковач. И хотя его проступок, видимо, не имел прямого отношения к ее предмету, она понимала, что ее рейтинг в глазах начальницы слегка понизился.
— Натворил, — нараспев произнесла Надежда, думая, видимо, о другом, и вдруг спросила: — А что, Светлана Николаевна, как вы оцениваете его мужские качества?
Блондинка надолго замолчала, и по ее полным губам пробегала улыбка.
— Пожалуй, за все время моей работы в этом лицее Дима Кобленко — самый яркий персонаж, — наконец произнесла она, опустив глаза.
— Яркий с плюсом или…
— С плюсом, — Светлана даже перебила начальницу, — с огромным плюсищем.
— Как вы это объясняете? — Надежда была заинтересована.
— Он с четырнадцати лет сожительствует с соседкой.
— Как вы осведомлены! — то ли съязвила, то ли восхитилась Сергиевская, — Не думаете, что это юношеские басни?
— Не думаю, — с гордостью заявила Светлана Николаевна, — Он об этом рассказывал в такой момент, когда мужчины не лгут… Мне, по крайней мере.
Надежда с трудом сдержала улыбку. Ковач была отличной учительницей. К тому же, многие школьники грезили об ее увесистой груди, большой попе, пухлых чувственных губах и плотных ляжках. Единственный ее недостаток заключался в мании величия — она считала себя невероятно сексуальной, опытной, стойкой и изобретательной. Впрочем, возможно, так оно и было, но о таких вещах не заявляют при каждом удобном случае…