Верка и Оксанка стояли вокруг матраца и подсказывали Нинке, как лучше насиловать даму.
"А, а, а! Как приятно!", — дама почувствовала, как горячий язычок Нинки мягко стал ласкать ее промежность и половые губы. Клитор, возбужденный и набухший от прилившей крови, стал постепенно высовываться сквозь складки половых губ дамы.
Ощутив сладкую пульсацию на головке клитора, дама от наслаждения закрыла глаза.
— Девки! Принесите самотык! Быстрее! — приказала Нинка возбужденным и прерывистым голосом.
Верка вытащила из спортивной сумки самотык, гладкое и мягкое приспособление, представлявшее собой как бы длинный тонкий карандаш, обшитый тканью.
Уголовницы с гадскими ухмылками наблюдали за тем, как глаза Шолпан Дамировны расширились, когда Нинка прикрепила к своим бедрам самотык, полностью легла на пленницу и стала медленно вводить это длинное приспособление во влагалище дамы.
— Умоляю, Ниночка, не надо, умоляю Вас! Пожалуйста! Умоляю! — молодая красивая дама всем телом извивалась на матраце, стремясь сдержать все подступавшие и нараставшие с каждым движением самотыка в ее нежном естестве сладкие волны наслаждения.
Взмокшая и уставшая от невероятного сексуального напряжения, дама стонала все громче и громче, пока не кончила под хохот насильниц.
Шолпан Дамировна лежала на матраце, окончательно униженная, и рыдала в полный голос, но тут она вновь почувствовала очень сладкое, ни с чем не передаваемое ощущение. Это Нинка стала осторожно выводить самотык из влагалища дамы.
Заметив, что дама вновь застонала, Нинка стала сильнее и сильнее двигать самотыком, пока не заставила пленницу, невзирая на ее мольбу, кончить несколько раз.
После этого, уголовница отбросила самотык в сторону, нагнулась над обнаженной молодой дамой и схватила ее за клитор. Нинка стала мять пальцами клитор, до тех пор, пока он вновь не стал твердым. Насильница обеими руками потянула нежную кожу клитора в стороны, заставив даму скорчиться в приятных муках.
Сквозь сладкую пелену, застлавшую ее красивые глаза, дама увидела, как в помещение ворвались вооруженные спецназовцы, которые повалили на пол уголовниц.
Эпилог.
По прошествии одного месяца.
Тихая и размеренная жизнь обитательниц маленькой психиатрической лечебницы, расположенной на окраине новой столицы, была нарушена визгом тормозов дорогих иномарок.
Массивные высокие железные ворота, скрывавшие от посторонних глаз этот маленький мир несчастных людей, почтительно отворились, впуская в просторный асфальтированный двор целую кавалькаду иномарок.
Из темного джипа вышла Шолпан Дамировна в сопровождении трех телохранителей.
Дама, как всегда, была элегантно одета: сиреневая шелковая блузка с длинными рукавами, очень длинная, до пола, облегающая шелковая юбка серебристого цвета. В руках дама держала большой букет роскошных ярко-красных голландских роз.
— Шолпан Дамировна! Она у себя, в палате! — главный врач лечебницы, высокий широкоплечий мужчина средних лет, проводил даму и ее охрану.
— Мы обеспечиваем ее всем необходимым, но состояние девушки не улучшается. Слишком сильный шок, который она испытала год назад, перерос в трудно излечимое психическое заболевание, — объяснял главный врач даме, когда они поднимались на пятый этаж лечебницы.
В небольшой одноместной палате, серые стены которой украшали скромные картины, сидела на стуле молодая девушка в больничной пижаме.
Дама, испытывая сильное волнение в сердце, подошла к девушке и опустилась перед ней на колени.
— Мадиночка! Миленькая моя! Прости меня! Прости меня, такую злую и бессердечную! — госпожа Ишкимова прижала свое заплаканное лицо к руке девушки.
Девушка никак не отреагировала на эти эмоции. Ее неподвижный взгляд был устремлен в небо, туда, где жаркое, летнее солнце согревало своими теплыми лучами резвящихся в небе птиц.