Положа руку на сердце — Тима был моей первой большой любовью. Все четыре года его курсантства мы использовали любую возможность для наших свиданий. Как забыть эти потрясающие дни, вечера, а когда везло и ночи!
Я присел на табуретку у стола и закурил.
— Как я по тебе соскучился!
Даже вздрогнул, Тим подошел неслышно и обнял меня. Наклонился — и наши губы встретились. Не отрывая от его губ свои, нашел на ощупь пепельницу, загасил окурок и обнял его.
— Отцы — командиры! Где взять ведро и тряпку?
Я дернулся, отстраняясь от Тима и густо покраснел.
— Сейчас принесу! — и рванул на балкон, глотнул холодного воздуха, пытаясь успокоить сердце, схватил ведро и половую тряпку, слегка застывшую на морозце.
На кухне застал родственничков и не глядя в глаза младшему, протянул ему ведро.
— С ума ты сошел! Что сын подумает? — набросился я на Тима, после того как его сын скрылся в ванной.
— Успокойся! Он все знает про нас!
— Как это все? Не понял? — у меня даже голова пошла кругом.
— Отцы — командиры! Уборка сан. помещения закончена! Ведро на балкон?
— Быстро! И давай накрывай на стол! — скомандовал его отец — А то опоздаем на Новый Год! Пошли — это он уже мне.
Подхватил меня под руку и потянул в комнату. Я безвольно поплелся за ним.
— Не переживай, — шепнул мне Тим — Все в полном порядке! — усаживая меня на диван, сам сел рядом и обнял меня за плечи.
Тимов наследник осторожно подхватил столик и придвинул его к нам.
Я искоса взглянул на него. Он широко мне улыбалнулся, потом плюхнулся рядом на диван, и я оказался между двумя Тимурами, хоть желание загадывай.
— А кто разливать будет? — прикрикнул на него старший. Лейтенант вскочил и стал откупоривать бутылку с шампанским.
— За новое счастье! — провозгласил Тим-старший, и под бой курантов мы чокнулись.
Начали закусывать, понемногу я стал приходить в себя.
Завели разговор, я выяснил, что у Тима-младшего — это первый отпуск, вот отец подгадал — и они отправились на родину. А по дороге заехали ко мне!
Выпили еще по одной! Мне стало хорошо-хорошо! Между двумя этими людьми было уютно и спокойно. Настолько, что в очередной раз, когда младший мне выкнул, я прикрикнул на него и потребовал называть меня на ты!
— Тогда вам надо выпить на брудершафт! — предложил старший.
Я взглянул на него, он добродушно улыбался, подмигивая мне.
Мы наполнили бокалы, перекрестили руки и выпили.
— Теперь поцелуйтесь! — потребовал отец. Я глянул на сына, тот зажмурил глаза и вытянул губы трубочкой.
Эх, ну кто ж так целуется, я махнул рукой на все приличия, взял голову его сына в руки, притянул к себе и засосал его нежные и мягонькие губы. Целовался он мягко, но умело. Я чуть не потерял голову, но вовремя остановился, оторвавшись от такого лакомства и глядя в глаза парня сказал ему:
— Теперь только на ты! Ну, попробуй!
— Вы, ты, — поправился он — классно целуешься!
— И не только! — подал голос его отец, опершись подбородком на мое плечо, он потерся им, а потом смачно и громко поцеловал меня в плечо.
— Ты голоден? — шепнул он мне в ухо, легонько его покусывая.
— В смысле? — глупо поинтересовался я, потому что в трениках у меня уже дымилось.
— Есть еще будешь? — объяснил он мне, непонятливому.
— В этом смысле, не-е-ет!
— Лейтенант! Убрать стол!
— Есть, товарищ полковник! — салютнул его сын, подхватил столик и бережно поместил его в углу, затем встал посреди комнаты, ожидая следующего приказания.
— На полу ляжем? — спросил я полковника — Или уместимся на диване?
— На полу!
— Тогда вставай! — скомандовал я — И поднимай диван!
Я вытянул большое ватное одеяло из дивана, достал простыню и тканевое одеяло, подушки.
Ребята стали расстилать одеяло и расправлять на нем простыню, через считанные минуты ложе было готово.