Она дрожит всё сильнее, она в ужасе от его слов, что он от неё хочет?… и о какой, блядь, поездке он говорит?
— Уже почти всё, Сильвия, — сказал он, переворачивая её набок. — Подогни колени!
Она непроизвольно подгибает колени к груди, и безумец снова переворачивает её, пока она не встаёт на них всем весом. Затем он пригибает её к коленям, ставя в позу эмбриона, парочка её аппетитных сисек касается её же коленок, лбом она упирается в пол.
Она ждёт, что сейчас он пристёгнёт ремни на ёё подмышках к ремням чуть выше икр. Но она не ожидала, что он затянет эти ремни так сильно! Её нежные и обнажённые сиськи жёстко расплющены о её же колени и ляжки, и ремни на подмышках сдавливают их сбоку. Сисечкам очень больно, сколько времени он намерен продержать её в таком виде? Можно ли ей сопротивляться? И что можно, если этого нельзя?
— Ещё пара предосторожностей, и можно ехать, Сильвия. — Он снова переворачивает её набок и кладёт на неё свои руки, развлекаясь с её телом, пока говорит. — Я отвезу тебя в другой дом, в твой новый дом! Где ты отдашься мне вся без остатка, отринув все психологические узы… Хотя физически узы будут на тебе всегда… — Он смеётся над своими страшными словами, в то время как его правая рука начинает беспрерывно щипать и тянуть её за правую грудь, а левая начинает нежно ласкать её босые ступни, вынуждая девушку тщетно корчиться от боли в своей набухшей и сверхчувствительной сиське и что есть силы пытаться увернуться от щекотки. — Скоро ты окажешься там, где тебя можно будет спокойно пытать и мучить, помногу и подолгу, Сильвия. Тебе можно будет кричать от боли не переставая, громко, во всеуслышание.
Там, где мы будем, я смогу делать с тобой всё что угодно, без границ… И ты это полюбишь, я знаю, как только смиришься с тем, что навсегда лишилась собственной воли, ты сразу же начнёшь наслаждаться своей новой жизнью. Ты потеряешь там все свои права… Хотя, ты уже их потеряла, как только я оказался здесь. Всё равно в твоём новом доме у тебя будет лишь одна обязанность, и больше ничего, ни волнений, ни переживаний, ни гордости, только чёткие правила, которым надо безукоризненно следовать.
Я твой хозяин, и ты научишься слепо подчиняться каждому моему приказу. Твоё тело отныне принадлежит мне, и я могу делать с ним всё, что захочу… Я хочу, чтобы оно страдало, и оно будет страдать, очень сильно… И я уверен, что это придётся тебе по душе. Может, пройдёт немало недель, прежде чем ты привыкнешь, но в итоге ты обязательно полюбишь свою новую жизнь у меня в рабстве, полную пыток, и времени на всё это у тебя будет очень много!
Она жалобно хныкает под кляпом-пенисом. От боли и неудобства, но в основном от ужаса, от ужаса перед мыслью, что такое безумное и безнадёжное место может существовать на самом деле, и, самое ужасное, что её могут привезти туда и оставить там навсегда.
— К тому времени ты сама начнёшь жаждать, чтобы я лапал твоё тело безо всякой жалости во всех местах и со всех сторон. Будешь жаждать, чтобы я щипал тебя, чтобы я постоянно напоминал тебе, что ты лишь инструмент для получения удовольствия, мой собственный инструмент. Ты будешь думать о сексе постоянно, это будет смысл твоей жизни — о сексе не для тебя, конечно же, а только для меня одного.
Он прерывает свои болезненные игры с её телом и достаёт длинную тонкую трубочку с какой-то бутылкой на конце. Он берёт свободный конец трубки и вставляет в кляп Сильвии.
— Дорога впереди длинная, Сильвия, и тебе нужно попить… Начинай сосать быстрее, я хочу, чтобы эта бутылка опустела за минуту… Это будет для тебя хорошим упражнением, тебе предстоит сделаться хорошей соской… моей личной хуесоской… НАЧИНАЙ, И НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!
Испугавшись, она подчиняется, жадно высасывая содержимое бутылки сквозь резиновый член, унизительно распирающий ей рот.
Когда она допивает все поллитра спортивного коктейля до конца, он вынимает трубочку из кляпа и затыкает дырку.
Затем он хватает кожаный ремень, свисающий с её икр, и продевает сквозь петлю в сбруе на её голове, которая удерживает на месте резиновый пенис, который ей предстоит сосать так долго и с таким упоением. Потянув за ремень, он вынуждает её нагнуть голову, притянув её почти вплотную к коленям.
— Привыкай наклонять голову, Сильвия, потому что скоро это будет твоя природная поза. С наклоненной головой, покорная, скованная или связанная днём и ночью, всегда готовая к любому унижению, к любой пытке, к любой форме секса… Именно такая жизнь тебя ждёт, Сильвия… не бойся, скоро, уже совсем скоро.
Затем безумец возвращается к по-прежнему ослабленному ремню у неё между ног и, поправив его, как следует затягивает сзади, туго застегнув его у неё за спиной.
Она вскрикивает, когда шипы снова впиваются ей в промежность, а затычки в её пиздёнке и анусе ещё глубже вдавливаются внутрь, но она ничего не может с этим поделать, разве что покорно терпеть.